этого обеда к нему обращаются с предложением осушить бокал
вина. Напрасно он отказывается, напрасно он намекает в самых
деликатных выражениях, что он боится за себя, боится возврата
прошлого. Его уговаривают, просят; просит сама хозяйка, просит
непременно выпить за ее «здоровье». Он уступил, он выпил.
Уступка эта оказалась роковой: с этого дня он возвращается снова
к своей прежней невоздержанной жизни. Надежды семьи разбиты,
счастье ее кончилось, и быть может, навсегда!..
Когда встречаешься c[о] случаями, подобными только что
описанному, невольно задаешь себе вопрос: «Что это такое?
Сознательное ли стремление причинить человеку непоправимый вред
или полное и притом наивное незнание того, насколько опасен
бывает порою алкоголь для человека, потерявшего способность
избегать его употребления по собственной воле?»
Я не могу допустить, чтобы сознательно можно было наносить
вред в такой мере, в какой наносится он при подобных
обстоятельствах человеку, который является не врагом, а скорее близким
человеком. Я склонен думать, что в подобных случаях люди
действуют просто по шаблону, по усвоенной привычке, не сознавая и не
отдавая себе отчета в том, какие последствия могут иметь их
поступки. Они знают, что так все и всегда делали, и не знают то-
г о, что накопилось уже много фактов, свидетельствующих о том,
что так поступать не следует.
Знать эти факты надлежит нам, врачам. Нам надлежит и
указывать на эти факты каждому и при каждом подходящем
обстоятельстве. И подобно тому, как мы в своих врачебных советах
тщательно стараемся избегать всего, что могло бы толкнуть человека
на тот путь, где он всего скорее рискует приобрести сифилис, так
и в своих советах, касающихся употребления алкоголя, мы должны
быть абсолютно объективны и далеки от всякой шаблонности.
Каждый раз, когда мы говорим по вопросу об употреблении алкоголя,
мы должны говорить как представители науки, дающей ясные
доказательства вреда алкоголизма. Мы не можем претендовать на то,
чтобы наш голос был услышан всеми и чтобы все сразу
последовали нашим словам; но никто и ничто не может склонить нас к
тому, чтобы мы молчали, когда нам следует говорить, или
говорили не то, что велит говорить нам наше знание и наш долг.
Вопрос о народном алкоголизме не может не касаться
представителей земской медицины; напротив, борьба с неправильным
употреблением алкоголя должна всецело входить в круг их ведения
совершенно так же, как и борьба с сифилисом. Земский врач должен
поднимать свой голос против злоупотребления алкоголем, чтобы
окружающая его среда слышала непрестанно то, что ей нужно
знать, и чего, по-видимому, она совершенно не знает. Этот голос
будет служить противовесом того влияния, которое оказывает на
население ужасная привычка, наследуемая от предшественников
и передаваемая по наследству молодому поколению. Этот голос
откроет истину многим, от которых она иначе была сокрыта; он
вовремя поддержит колеблющихся, укрепит тех, кто вступил в
261
борьбу, трудную на первое время... Мало-помалу, но он сделает
свое благое дело: общественное сознание воспримет то, что оно
должно воспринять от научных фактов. Но несомненно, что одним
воздействием на среду в смысле проведения в нее правильного
взгляда на значение алкоголизма не может ограничиваться
деятельность земского врача в деле борьбы с злоупотреблением
спиртными напитками; на его обязанности лежит и лечение
страдающих алкоголизмом.
Теперь спрашивается, в какой мере может быть выполнена эта
последняя обязанность земского врача: насколько она по его
средствам и в какой форме может быть осуществлена?
В настоящее время может считаться общепризнанным то
положение, что алкоголики подлежат лечению. Они
подлежат лечению не только в том случае, если у них имеются налицо
элементы психического расстройства; нет, они вообще подлежат
лечению наряду со всеми соматическими больными и независимо
от того, имеется или нет у них расстройство психики.
Но не следует упускать из виду, что при лечении лиц,
злоупотребляющих спиртными напитками, индивидуализация врачебных
приемов должна быть проведена с особой тщательностью, какая
при других болезненных формах, быть может, и не имеет особого
значения. Здесь приходится считаться не только с формой, в
которой проявляется страдание, но и с такими моментами, как быт,
в котором живет пациент, его материальные средства, семейная
обстановка и пр. В самом деле, те врачебные меры, которые
применимы при лечении одного алкоголика, сплошь и рядом
оказываются совершенно излишними и стеснительными при лечении
другого, и наоборот, чем можно ограничиться при пользовании
третьего больного, то совершенно оказывается недостаточным для
четвертого. Один может посвятить своему лечению столько
времени и средств, сколько это требуется интересом дела, другой при
всем желании выполнить требование врача оказывается вне этой
возможности и по недостатку средств, и по неимению свободного
времени. Очевидно, что мы, приходя на помощь больному с
нашими лечебными приемами, должны предлагать их в такой форме,
которая всего более отвечала бы нуждам нашего пациента.
Среди наших алкоголиков весьма распространенным типом
является алкоголик-дегенерант [так у Л. О. Д.]. Он наиболее
трудный для лечения пациент. Помимо привычки злоупотреблять
спиртными напитками, у него всегда в большей или меньшей
степени наблюдаются дефекты в нравственной сфере: понятия о
долге — никакого, любви к труду — ни малейшей, готовности принести
свои интересы в жертву интересам другого не было никогда
сознания ответственности перед семьей, обществом так же мало, как
мало благородного самолюбия, — того самолюбия, которое
удерживает человека даже в самые тяжелые минуты жизни от
рискованных шагов, ведущих к нравственному падению.
Такой субъект не годен для жизни в обыкновенных условиях.
Он не годен для нее не только потому, что пьет, но и потому, что
262
