произведены в большем числе и каждый раз с определением
времени продолжения каждой инъекции (что я, к сожалению, не
делал), могут быть интересны, ибо только этим путем может быть
решен разбираемый вопрос; притом, в случае, если бы известные
дозы алкоголя при известной скорости инъекции производили
опьянение, то опыты такого рода могли бы дать приблизительное
понятие о количестве алкоголя в мозгу в единицу времени,
потребного для вызывания этого состояния.
Обращаюсь к изменению крови. Здесь прежде всего
представляется общий вопрос: может ли кровь, измененная в своих
свойствах, вызвать ненормальные явления в нервной сфере [?]. Как
ни прост, кажется, ответ на это a priori, тем не менее
экспериментальная физиология обладает еще очень малым количеством
наблюдений, которые решили бы этот вопрос положительно.
Относительно кровяных шариков здесь сделано еще всего более.
Известно, например, положительно, что уничтожение способности
их поглощать кислород производит смерть нервной системы
(например, вдыхание окиси углерода); напротив, увеличенное
содержание кислорода относительно угольной кислоты в крови (при
вдыхании чистого кислорода, когда вдыхаемый воздух не
смешивается с выдыхаемым) возвышает нервную деятельность.
Последнее обусловливается здесь, впрочем, скорее абсолютным
уменьшением массы СО2 в крови, чем увеличением относительного
содержания кислорода, ибо абсолютное количество последнего
остается неизмененным. Это вероятнее тем более, что СО2 в
известных дозах есть наркотическое вещество.
Если принять вычисленные факты за положительно
доказанные и, не думая долго, перенести их на изменения крови и
выдыхаемого воздуха у пьяного животного, то легко вывести стройное
объяснение нервных припадков опьянения; можно даже
объяснить больше, чем факты, представляемые пьяным животным, —
например, свойственное человеку в алкогольном опьянении
возбуждение. Но уже одно последнее обстоятельство показывает, как
поспешно и смело было бы такого рода перенесение. Кроме того,
найденное изменение крови так темно, что выводить из него
чтобы то ни было — рискованное дело.
В опытах с поглощением отравленной кровью газов я
заметил, что при акте введения паров алкоголя в безвоздушное
пространство над кровью, тонкий слой последней жидкости,
остающийся на стенках безвоздушного пространства, вытесняется
входящими парами алкоголя, т. е. последние не смешиваются прямо
с кровью, а обволакивают ее, помещаясь между ними и стенками
сосуда. Физических опытов в этой форме, т. е. с распределением
по трубке двух жидкостей различных удельных весов, когда
притом масса легчайшей незначительна в сравнении с количеством
другой, нет никаких. Известны лишь опыты быстрого
распространения жирных и эфирных масел по свободной поверхности воды,
описанные в знаменитом сочинении братьев Вебер (Wellenlehre,
1825). Тем не менее приведенное наблюдение делает едва ли со-
56
мнительным, что в трубке, наполненной покоющейся жидкостью,
близкою по удельному весу к воде, всякая легчайшая помещается,
по крайней мере частью, между столбом первой жидкости и
стенками трубки31. Если трубка пряма, то движение первой
жидкости, вероятно, не изменяет явления. Дело другого рода, если
трубка ломаная или ветвистая: при всяком изгибе образуются,
как известно, водовороты, которые должны способствовать
смешению жидкостей. На этом основании сказать положительно, что у
пьяного животного столб крови в сосудах обволакивается
чрезвычайно тонким слоем алкоголя, разумеется, нельзя, но и
утверждать положительно противное — невозможно. Нужны опыты в
этом смысле. Доказать важность таких опытов не трудно: стоит
припомнить, какое громадное изменение должна производить эта
тонкая алкогольная оболочка крови во всех процессах диффузии
жидкостей в теле. Этим завершается ряд главных фактов из
жизни пьяного животного, которые войдут со временем в основу
объяснения алкогольного опьянения. В настоящее время можно
лишь утверждать, что эти факты основные, но чего недостает им
и каким образом, следовательно, объяснится вопрос о сущности
опьянения, — сказать трудно.
Теперь несколько слов о значении предлагаемого сочинения в
истории алкогольного опьянения.
Суд над собственным трудом с виду очень странен, но едва ли
кто откажет ему в значении, если в основе его лежит желание
истины, а не лицемерная скромность или слепая любовь к
собственным подвигам; недаром всякий автор специально знакомится
с литературою вопроса, прежде чем приступает к разработке его.
В конце двадцатых годов не было ни одного сочинения (я не
разумею под названием специального трактата глав об алкоголе в
фармакологических учебниках), которое рассматривало бы
скоротечное отравление алкоголем во всех его проявлениях. Были
сделаны лишь работы над отдельными явлениями опьянения.
Обстоятельство это было, с одной стороны, очень выгодно для развития
нашего вопроса, ибо давало наблюдателю более возможности
сосредоточиться на одном явлении, но вместе с тем и лишал его
общей физиологической точки зрения на явление, ибо работы
стояли отдельно друг от друга, без всякой органической связи.
Труд, предпринятый даже с целью пополнить этот пробел в
литературе вопроса, имеет уже значение — тем более, если труд
идет дальше. Предлагаемое сочинение удовлетворяет, надеюсь,
требованиям в первом отношении: оно рассматривает явления
опьянения в их естественной связи и последовательности и
придает им там, где можно, физиологический смысл, указывает
пробелы в исследованиях и открывает пути новым. Сверх того, в нем,
на основании собственных исследований, установлено несколько
спорных капитальных вопросов, устранены два—три
физиологических грешка новых авторов и, наконец, открыто несколько новых
фактов, не лишенных, вероятно, в будущности значения в
разъяснении сущности опьянения.32
57
