Между тем мы видели, что психическое расстройство в нем
развивалось совершенно параллельно с физическими симптомами:
никак уже нельзя было сказать, что психическое расстройство
есть осложнение множественного неврита; все течение болезни
указывало на то, что оно и явления неврита суть две стороны
одной и той же болезни, две группы симптомов, обязанные своим
происхождением одной и той же болезнетворной причине. В чем
заключалась эта болезнетворная причина? Тут не было ни
интоксикации, ни даже общего истощения, ни какого-нибудь
лихорадочного процесса; единственное условие, на котором невольно
приходилось останавливаться, было пребывание в матке больной
разложившегося плода. Может быть, развивающиеся при разложении
вредные продукты (птомаины?) могли быть причиною болезни в
данном случае и, как очевидно, эта болезнетворная причина
одновременно вызвала поражение периферических нервов и
психической сферы (а может быть, также и спинного мозга). При этом
поражение психической сферы, как мы видели, было совершенно
своеобразное и очень характерное, близкое по своей картине к
тому, которое мы описали при алкогольных параличах.
Наблюдение 5. Больная 22 лет. Анамнез: больная из
невропатической семьи, до замужества была всегда здорова. По выходе замуж вскоре
забеременела, перенесла беременность хорошо, только ноги отекли в
последние 2 мес (белка [в моче] не было). 26 августа 1885 г. родила здорового
ребенка. Было задержание последа, который был вынут довольно поздно.
Вслед за этим явилась септическая лихорадка (температура —40—40,5 °[С]).
Лихорадочное состояние продолжалось весь сентябрь. В октябре можно
было прощупать параметрический экссудат. В конце октября через задний
проход выходила гнойная масса. В самых последних числах октября (при
продолжавшейся еще повышенной температуре) явились рвоты, очень
упорные. Больная очень ослабела. 1 ноября был резко выраженный бред. В
первых же числах ноября двоилось в глазах; затем развился парез рук и ног,
на который, впрочем, не было обращено внимания, так как состояние
больной было крайне тяжелое. Пульс был около 200 в минуту, а И ноября [он]
был неправильный, интермиттирующий, так что ждали смерти. В то же
время сознание было затуманено, был бред, полная забывчивость. Были
сильнейшие боли в конечностях, от которых больная вскрикивала;
задержание мочи (катетер), моча очень красна. После 11 ноября состояние больной
стало улучшаться: температура стала ниже (38,5 °[С]), пульс стал
правильнее и реже. Однако спутанность сознания, галлюцинации зрения, бред все
продолжались. К декабрю, впрочем, психическое состояние улучшилось в
том отношении, что бред был только исключительно ночью; днем бреда не
было, но было заметно резкое ослабление памяти: больная тотчас же
забывала, что происходило перед ее глазами. Ноги были совершенно
неподвижны, руки почти совершенно парализованы. Боли чрезвычайно сильны,
особенно по ночам. В конце ноября начала развиваться атрофия в мышцах
рук и ног, которая все прогрессировала. В декабре же стал появляться
иногда отек в ступнях и тыле кистей рук. В течение января температура
стала гораздо лучше, изредка подниматься за 38°[С], большею частью была
37,5 °[С]. Гной выделялся иногда с испражнениями, но в полости таза
гинекологи уже не находили ничего патологического. Силы больной
улучшались, вместе с этим улучшалось и психическое состояние. Бред по ночам
стал редкий и стал носить другой характер: больная говорила как бы в
сомнамбулическом сне и, будучи с закрытыми глазами, как бы спящая,
могла отвечать на вопросы окружающих. Память становилась лучше; больная
значительно больше удерживала в памяти. Боли в ногах оставались еще
очень сильные, но движения в руках стали значительно лучше.
230
Я видел больную только один раз и нашел следующее. Паралич в
ногах почти полный: может чуть-чуть отводить бедра, сближать их не может.
Ноги вытянуты в коленях, согнуть их не может. Ступни вытянуты, свод
стопы больше, чем в нормальном состоянии. Пальцы флексированы к
подошве. В левой ноге pes equino-varus. В голеностопных суставах пассивные
движения ограничены сильно натянутым ахилловым сухожилием. В колене
контрактур нет, но пассивные движения крайне болезненны. Мышцы
чрезвычайно атрофированы, механической и электрической возбудимости нет
вовсе. Рефлексов пателлярных и кожных нет. [Отмечена] чрезвычайная
болезненность при давлении на мышцы и на нервы. Больная ужасно боится
всякого неосторожного прикосновения к ногам. Иногда бывают
самостоятельные боли в ступнях; ломящие, дергающие, стреляющие. Бывают они
приступами, чаще всего по ночам. Во время этих болей является тягостное,
крайне раздражительное душевное настроение. Анестезия, неполная,
впрочем, заметна на подошве и на стопе; выше к туловищу она исчезает. В
руках возможны движения в плече и локте, хотя очень слабые: кисти рук
отвисли, экстензоры кисти и пальцев на обеих руках совсем не действуют.
Супинация и пронация совершаются, но в ничтожных размерах. Из
движений пальцами существует только небольшое сгибание большого и
указательного пальцев, небольшое отведение указательного пальца (только 3 дня,
как это движение явилось). Атрофия в мышцах резко выражена,
механической и электрической сократительности нет. Давление на мышцы и
нервы крайне болезненно, пассивные движения чрезвычайно болезненны, так
что больная с ужасом смотрит, когда дотрагиваются до ее руки.
Парестезии — чувство связанности пальцев, чувство ползания мурашек, чувство
покалывания и т. д. Сидеть больная не может, даже с поддержкой. Мускулы
спины слабы. Давление на мускулы туловища вызывает сильную боль,
точно так же, как давление на грудную часть позвоночника. Мочится
произвольно, но после мочеиспускания остается часто очень долго чувство
жжения в области мочеиспускательного канала.
Больная решительно не может выносить сильного света, громкого
разговора — это ее крайне волнует. Со стороны психической во время моего
посещения явления были уже не очень сильны: больная совершенно ясно
сознавала окружающее, сознавала свое положение, отвечала на вопросы
охотно. Но, однако, память ее представляет резкие дефекты; хотя она
большую часть фактов помнит и даже вспоминает то, что было в самый
тяжелый период ее болезни, но сама вспоминать их может только с трудом.
Почти всегда нужно наводить ее на воспоминание, при этом иногда больная
сначала совершенно отрицает, что помнит тот или другой факт, а потом он
вдруг возникает в ее сознании со всеми подробностями. Лучше всего
больная помнит лица и вообще зрительные впечатления, хуже всего — время;
когда что было решительно не помнит, не представляет ясно, сколько
времени она больна. Нарушение памяти касается только недавнего. Давнее,
бывшее до болезни, она все помнит, а то, что было перед началом болезни,
и течение самой болезни не помнит, хотя, как я уже сказал, теперь
некоторые эпизоды из этого темного для нее периода вдруг вспоминаются
верно. Большею частью настроение больной довольно индиферентное; она
любит, чтобы около нее сидели, особенно муж. Иногда, впрочем, бывают
периоды общей раздраженности: она не выносит никакого звука, плачет,
приходит в отчаяние. По вечерам вообще она беспокойнее; иногда вечером
нападает безотчетный страх, иногда при этом вдруг представления начинают
путаться, и она говорит вздор, вроде того, что горничная выходит за
турецкого пашу и т. п. Иногда при этом вдруг начинает петь, после этого
засыпает и утром частью помнит, что было ночью, частью позабывает. Иногда
этого нет, а больная как будто спит, но отвечает монотонным голосом на
вопросы, которые ей делают. Однако в это время она спит, и нужно
употребить усилие, чтобы ее разбудить.
Общее состояние больной удовлетворительное. Ест хорошо, запоров нет.
В груди в порядке все. Пульс 120 в минуту, маленький. Температура все
иногда поднимается до 37,7 °[С], что, вероятно, еще указывает на
продолжение процесса в полости таза.
231
