условиях, когда организм сам по себе уже представляет признаки
дряхлости, улучшение происходит так медленно, что и совсем не
достигает хотя бы сколько-нибудь сносной даже для обыденной
жизни степени.
Третью форму психического расстройства при алкогольном
параличе составляет своеобразное ослабление умственных
способностей, выражающееся главным образом чрезвычайно резким
расстройством памяти, амнезией при относительном
сохранении рассудочной деятельности и ясности сознания.
Амнезия при алкогольном параличе встречается очень часто. В наших
случаях она встречалась в чистой форме 7 раз, а вместе со спутан-
ностью [—] 5 раз. В литературных случаях она тоже отмечена
18 раз из 114 собранных мною случаев алкогольного паралича.
В некоторых случаях амнезия маскируется одновременно
существующей глубокою спутанностью сознания (как мы это видели в
предыдущей форме), но в других она выступает на первый план,
и этими-то формами мы теперь займемся. Когда эта форма
наиболее характерно выражена, то можно заметить, что почти
исключительно расстроена память недавнего; впечатления недавнего
времени как будто исчезают через самое короткое время, тогда как
впечатления давнишние вспоминаются довольно порядочно; при
этом сообразительность, остроумие, находчивость больного
остаются в значительной степени. Так, например, больной не может
вспомнить, пообедал он или нет, хотя только что убрали со стола,
а между тем играет хорошо в преферанс, в шашки. При этом он
действует предусмотрительно, наперед видит дурные последствия
плохого хода своего противника и может вести игру,
руководствуясь во все время одним планом. Если все партнеры сидят на
своих местах, он хорошо представляет себе ход игры, но, когда они
случайно пересядут, он не в состоянии продолжать игру. Только
что убрали шашки или карты, все следы игры скрыли, он
позабывает об игре и говорит, что давно не играл. То же самое
относительно лиц: больной узнает их, если видел до заболевания,
рассуждает, делает свои замечания, часто остроумные и довольно
находчивые по поводу того, что он слышит от этих лиц; может
поддержать разговор, довольно интересный, а чуть только ушли от него,
он готов уверять, что у него никого не было. Если лицо, с которым
он говорил минуты за две до данной минуты, снова войдет и
спросит, видел ли он его, больной отвечает: «Нет, кажется, не видел».
Имен лиц, которых он не знал до начала болезни, он не в
состоянии запомнить, а каждый раз эти лица являются для больного как
бы совершенно незнакомыми.
Вообще память ограничивается только тем, что было до начала
болезни. То же, что было после начала болезни, больной
совершенно не помнит. Контраст полнейшей амнезии относительно
недавнего и сравнительной стойкости памяти давнего поразительный.
Так, один больной прекрасно описывал свои путешествия,
настолько рельефно и картинно, что каждого увлекал своим рассказом —
и все это были не фантазии, а действительные факты; но в то же
194
время он совершенно позабывал, что этот рассказ он повторяет
10 раз кряду в течение одного часа. Другой больной отлично
пересказывал свои литературные работы, которые были до болезни, а о
той повести, которую он писал перед самым заболеванием, имел
очень смутное понятие: начало ее помнил, а какой конец повести
должен был быть — решительно не мог представить. Третий
больной, превосходный знаток хирургической анатомии, с
педантической точностью описывал расположение сосудов той или другой
части тела и в то же время решительно ничего не помнил из того,
что делается во время его болезни. Больные обыкновенно уверяют,
что относительно прежнего они решительно все помнят, и
действительно, заставить их вспомнить можно почти все, что доступно
памяти среднего человека. Иногда, впрочем, заметно, что и с этой
стороны память их несколько ленива: вспомнить они
действительно все могут, но большею частью нужно их о подробностях
расспрашивать, руководить их вниманием, иначе они и о давно
прошедшем будут говорить не ясно, избегая подробностей. Зато те
вещи, которые в здоровом состоянии больным очень часто
повторялись, например, некоторые поговорки, заученные фразы, теперь
повторяются постоянно в одной и той же стереотипной форме: тот
больной, который хорошо изучил хирургическую анатомию,
каждый раз давал ответы из этой области в совершенно одинаковой,
стереотипной форме; описания путешествий, которые делал другой
больной, были совершенно в одних и тех же выражениях (нужно
заметить, что больной и в здоровом состоянии любил рассказывать
о своих путешествиях, и рассказы его во время болезни были
повторением прежних рассказов).
Наряду с этим видимым сохранением памяти давно
прошедшего, чрезвычайно резко бросается в глаза отсутствие памяти
недавнего: часто больной не только не помнит, сколько времени он
болел, но даже иногда не помнит, что он настолько болен, что и
встать не может. От одного больного приходилось слышать почти
постоянно следующее: «Я залежался сегодня, сейчас встану —
только вот сию минуту ноги как-то свело — как только они
разойдутся, я и встану». У него была длительная контрактура в коленях,
но он, не помня о ее существовании, считал, что это только дело
данной минуты. Этот же больной категорически утверждал, что у
него никаких болей в ногах нет, а между тем у него были очень
сильные стреляющие боли: когда стрельнет, он закричит, а потом
сейчас же на вопрос ответит, что у него решительно никаких
болей нет. Краткость времени, в продолжение которого впечатления
уже сглаживаются, поразительна: этот же больной, читая газету,
мог десять раз подряд прочесть одну и ту же строчку как нечто
совершенно новое; бывало так, что случайно глаза его остановятся
на чем-нибудь интересном, пикантном, и он эту строчку прочтет
вслух своей матери и рассмеется; но в это время он, конечно, на
несколько секунд оторвет глаза от того места, которое он читал, а
потом, когда глаза его опять нападут на это место, хотя бы сейчас
же, он опять с теми же словами: «Послушай, мама» — читает это
13*
195
