новенной эпилепсией, появляющейся часто уже в раннем детстве
в виде детской эклампсии или так называемого родимчика
прорезывания зубов или в период случайных острых кишечных
расстройств у детей и при повышении у них температуры тела,
хотя в иных случаях эта эпилепсия может проявляться в более
позднем возрасте в критические периоды, как например, в период
полового развития, у девушек в период первых менструаций. Так
как эта эпилепсия характеризуется только своей этиологией, в
остальном же по клиническим проявлениям ничем не выделяется
от других форм эпилепсии, то мы и не будем на ней
останавливаться.
Алкогольный абсанс, синонимами которого являются
алкогольный транс (Норре, Crothers, Корсаков), алкогольный
сомнамбулизм (Lenz, Magnan, Мержеевский, Кузнецов и др.),
представляет собою временное помрачение сознания у
алкоголиков (Moeli). При этом во время самого припадка происходят
действия и произносятся слова с немотивированными, иногда
нелепыми поступками и странными заявлениями с последующей
полной или частичной амнезией. Хороший пример такого
состояния можно найти в статье Benou et Froissart, описавших
больного, который под влиянием злоупотребления алкоголем испытал
неудержимое стремление к блужданию и, предприняв бесцельное
путешествие, подвергся - целому ряду приступов дромомании с
последующей амнезией и, наконец, имел припадок
насильственного блуждания с патологическим стремлением к убийству под
влиянием болезненной ревности. Souques и Crothers описали
случаи амбулаторного автоматизма в сочетании с дипсоманией.
Случай Мержеевского (Вестн. психиатрии) заслуживает
внимания в другом отношении. Дело идет об алкоголике
полицеймейстере, служившем в Сибири, который во время алкогольного
транса едва не повесил несколько крестьян, которые спаслись
только благодаря случайности. Дело восходило до Медицинского
Совета, в котором было установлено, что в данном случае дело
шло об алкогольном абсансе. Само собою разумеется, что
описаны и другие случаи алкогольного абсанса, но мы на них не
останавливаемся.
В литературе одно время выдвигался вопрос о
самостоятельности алкогольного абсанса как особого вида патологических
проявлений алкоголизма, ибо встречаются случаи, где алкоголизм
сопутствуется проявлением абсанса, причем, никаких других
симптомов эпилептического невроза не обнаруживается (д-р
Кузнецов и др.). Однако нельзя не принять во внимание, с одной
стороны, доказанное ныне целым рядом наблюдений влияние
алкоголизма на развитие эпилептического невроза вообще, а, с
другой стороны, тот факт, что алкогольный абсанс не содержит
в себе ничего специфического по сравнению с обыкновенным
эпилептическим абсансом и, наконец, то обстоятельство, что слу-
чаи чистого алкогольного абсанса со временем могут осложняться
настоящими падучими приступами. Все это заставляет признать,
103
что алкогольный абсанс представляет собою проявление
эпилептического невроза и по существу есть не что иное, как
эпилептический абсанс, который лишь проявляется в период алкогольных
эксцессов. В подтверждение сказанного говорит и то, что с
прекращением последних обычно прекращаются и приступы абсанса.
Заслуживает особого внимания вопрос о дипсомании и
отношении ее к эпилепсии.
В начале XIX столетия два врача, работавших в Москве, Sal-
vatori и Bruhl-Cramer выделили как особую форму алкоголизма
неудержимое периодическое стремление к потреблению
спиртных напитков. С тех пор многочисленные работы точно
выяснили симптоматологию и течение этого заболевания, которое в
настоящее время большинством авторов обособляется от
алкоголизма. Одни считают его за импульсивный психоз, развивающийся
на почве дегенерации, почему, например, Regis допускает наряду
с алкогольной дипсоманией вообще целый ряд дипсоманий по
отношению к искусственным ядам — морфийную, этерильную
[эфирную], кокаинную, хлораловую, гашишную и т. д.; с другой
стороны, весьма распространен взгляд современной немецкой
школы (Kraepelin, Aschaffenburg, Gaupp и др.), считающей запой
скрытой эпилепсией, эквивалентом ее.
Мы полагаем однако, что в сложном соединении болезненных
картин, объединенных названием алкогольной дипсомании,
вышеупомянутый взгляд должен применяться с известным
ограничением. По этому поводу уместно вспомнить слова Cramer'a:
«Патогенез болезни весьма разнообразен». В тех случаях, в которых
на первый план выступает помрачение сознания и ясно
выраженное нарушение воспоминаний, можно согласиться с
гипотезой Gaupp'a в том смысле, что тут мы имеем дело с
эпилептическим заболеванием, но, с другой стороны, ряд наблюдений по
данным проф. Бехтерева дает возможность отметить формы
дипсомании, которые развиваются как последствие обыкновенного
хронического алкоголизма и в которых последний, проявляясь
первоначально в виде обыкновенного пьянства, лишь постепенно
переходит в дипсоманию, причем, никаких указаний на
эпилептический невроз не имеется.
В этих в общем довольно нередких случаях больной, раньше
пивший часто или почти ежедневно, но вообще беспорядочно,
впоследствии получает потребность пить периодами более или
менее длительными, после которых он, как бы пресытившись,
воздерживается от вина на некоторое время, а затем снова
наступает период более или менее длительного пьянства. Со
временем приступы запоя обычно сокращаются, а также и светлые
промежутки. Надо заметить при этом, что ни в одном из
периодов пьянства не обнаруживается ни помрачения сознания, ни
каких-либо расстройств, сходных с проявлениями
эпилептического невроза. Мы думаем поэтому, что вопрос о дипсомании и
отношении ее к эпилепсии требует еще всестороннего и
тщательного изучения.
104
