ских — поесть, попить, поспать, покурить. Да и в этом отношении
интенсивность желаний, по-видимому, резко уменьшена: больные
хотя часто повторяют: «Вот теперь бы закусить что-нибудь», но это
так вяло, так ненастойчиво, что производят впечатление, что этим
словам не соответствует очень сильное желание.
К своему положению больные относятся большею частью
поверхностно, хладнокровно. Многие из них понимают, что у них
памяти нет, но не придают этому серьезного значения.
Удивившись, например, что он позабыл, что только что со мной виделся,
больной говорит, что, впрочем, всегда у него память была не
особенно хороша, и больше об этом не думает. Мучительного
процесса неудающегося воспоминания, которое бывает у здоровых людей,
у них обыкновенно не существует. У двух больных я, впрочем,
видел определенное сознание, что память их очень шатка; поэтому
один из них, когда ему скажут, что у него был тот или другой из
гостей, спрашивал тревожно: «Не сказал ли я гостю чего-нибудь
неприятного, не обидел ли кого, не сказал ли глупости?» Такого
рода больные во время разговора довольно старательно наблюдают,
чтобы по возможности не впасть в ошибку, не высказать своего
беспамятства; поэтому они стараются говорить о вещах
неопределенно, в общих чертах, избегая случаев высказываться определенно
относительно подробностей. Нужно еще заметить, что иногда у
таких больных под влиянием волнения от присутствия какого-нибудь
лица, перед которым больному не хочется высказать своего
недостатка, действительно память как будто изощряется; больные как
будто больше помнят и не впадают в такие ошибки, в какие они
впадают, оставшись с людьми, к которым привыкли. Впрочем, это
удается больным сравнительно не на долгое время — скоро
напряжение их утомляет и они приходят в обычное свое состояние.
Стараясь по возможности точнее определить, что именно
утрачивается из памяти этих больных, мы могли, как уже сказали,
заметить, что позабывается все недавнее; то, что было до болезни,
помнится, а те впечатления, которые действовали на больного со
времени начала болезни или немного ранее начала, исчезают из
сознания. У большинства больных воспоминания оканчиваются за
месяц или за 2 нед до начала заболевания. Так, в приводимом
ниже наблюдении 2 больной не мог вспомнить, что та повесть,
которую он начал писать, уже частью напечатана, хотя он ее видел
напечатанною за 3 нед до своего заболевания; другой больной
(наблюдение 1) не помнил того сильного аффекта, который вызвала
его болезнь, хотя помнил хорошо все то, что было ранее 2 нед от
начала болезни. Так бывает в большинстве случаев.
Итак, в типичных случаях утрачиваются из памяти
впечатления, полученные в течение болезни и недели за 2, за 3 до начала
болезни. В большинстве случаев в известный период болезни
такая утрата памяти касается всех родов восприятий как из органов
чувств, так и внутренних процессов мышления. Но, разбирая
подробнее некоторые случаи, можно вывести интересные заключения.
Прежде всего поражает то, что хотя больной нисколько не созна-
197
ет, что у него остались следы тех впечатлений, которые он
получает, но все-таки следы эти, по всей вероятности, остаются и так
или иначе влияют на ход представлений, хотя в бессознательной
умственной деятельности. Только этим иногда можно объяснить
быструю догадливость некоторых больных; так например, двое
больных хотя до болезни совсем не знали меня, всегда
догадывались, что я врач, хотя сами решительно уверяли, что видят меня
(каждый раз) в первый раз. Другой случай такой: одного
больного я электризовал гальваническим током аппарата Шпамера. Как-
то я спросил больного: «Что теперь я с вами буду делать? Что
я каждый раз делаю, когда бываю у вас?» Он решительно стал
в тупик, говорит: «Не помню, не знаю». Я попросил его посмотреть
на стол, где стоял ящик с машинкой. Тогда он сказал: «Должно
быть, электризовать». Между тем мне известно, что он с этой
машинкой познакомился только во время болезни; следовательно,
если бы у него не осталось следа, что этот ящик заключает в себе
электрическую машинку, он бы и не мог так быстро догадаться.
Затем иногда бывает так, что войдешь к больному в первый
раз— он подает руку, здоровается. Затем уйдешь и через 2—3 мин
опять придешь, больной уже не протягивает руки, не
здоровается, хотя на вопрос, прямо поставленный: «Видел ли он меня
сейчас?», отвечает, что не видал. Однако из его отношения можно
видеть, что как будто след того, что он меня уже видел, остался
в его психике и так или иначе подействовал на проявления его
душевной жизни. Наконец, в пользу того, что следы впечатлений,
действующих во время болезни, при существовании резкой
амнезии все-таки остаются, говорит и тот положительный факт, что
когда больные начинают поправляться, они рассказывают
некоторые события, которые были во время их болезни и которые они,
казалось, позабыли; при улучшении здоровья следы этих
впечатлений всплывают и делаются доступными сознанию. Так, больной
в наблюдении 1, у которого я в тот период его болезни, когда он
в продолжение целой зимы позабывал решительно все через 2 —
3 мин, снимал кривую пульса аппаратом Дэджена, через 11/2 года
от начала болезни как-то вдруг припомнил, что я приносил
маленькую машинку и описал мне ее внешний вид. Такого рода
фактов у этого больного было много, так что можно было с
положительностью сказать, что очень многое из того, что совершалось
и говорилось около него в то время., когда, казалось, он все
позабывал бесследно, оставляло след, который обнаруживался много
месяцев спустя.
Далее, интересно то, что, по-видимому, часто при утрате
следов от внешних восприятий и от тех умственных процессов,
которые совершаются в голове больного, у некоторых больных
сохраняется память того чувства, которое было произведено на
больного; по отношению больного к тому или другому предмету бывает
иногда заметно, что хотя вид предмета исчез из памяти больного
и появление этого предмета не вызывает в больном ощущения,
что он уже видел его, но оно сопровождается отголоском того чув-
198
