тах, а на самом деле этого не было. Сначала он сам может
вспомнить, что действительно этого не было, а потом с каждым днем он
все больше и больше смешивает действительность с фантазиями;
наконец, теряет ясное представление о месте, где он находится, о
времени, о лицах, среди которых живет, словом, развивается
полная спутанность.
Иногда в таком состоянии больные находятся долгое время, и
психическое расстройство долго не подвигается ни в ту, ни в
другую сторону. Такие больные производят очень своеобразное
впечатление. Когда увидишь больного в первый раз, то по приему,
который он окажет врачу, трудно даже представить ту глубокую
спутанность сознания, которая у него существует: он встретит
приветливо, отвечает сначала на все вопросы правильно, несколько
времени рассказывает довольно дельно. Но потом заметно, что
внимание больного быстро утомляется, истощается и он начинает
путать: сначала впутает в рассказ какую-нибудь небылицу — что вот
он сегодня ездил туда-то, а потом или сам по себе или на вопрос
рассказывает целый ряд фантастических происшествий с
рельефными подробностями, со всеми внешними признаками
правдивости, причем примешивает лиц давно умерших, представления
давних лет, приводит разные несообразности. Например, говорит о
пальме в умеренном климате или, например, один больной говорил
мне, как его привезли из одной Москвы в другую Москву,
совершенно такую же — взяли да через забор и перебросили, — и
теперь он выхода не найдет. Иногда, начавши одно, переходит
совсем на другое; по мере продолжительности разговора сознание все
более и более спутывается: больной сначала узнает гостя, потом
уже называет его другим именем по какой-нибудь случайной
ассоциации. При этом рассказывает, где он с ним виделся и
выдумывает небылицы. Резко заметно, что ход ассоциаций крайне
неправильный, и больной пассивно подчиняется всякой навернувшейся
мысли. И мысль, явившись в сознании, сейчас же приобретает значение
достоверного факта, как бы она ни была противоречива со всем,
что только что было сказано больным, и со всеми его прежними
познаниями; чем больше утомляется больной, тем это делается все
более и более. Разговор обыкновенно ведется тихим голосом,
довольно медленно, без всякой неуверенности. Больной совершенно
спокойно говорит всевозможные небылицы; при этом часто бывает
довольно веселая улыбка, больной охотно посмеивается над
окружающими, наделяя их по какой-нибудь случайной ассоциации
теми или другими комическими свойствами. При этом часто
употребляет поговорки, которые он любил в здоровом состоянии, но
обыкновенно ни к селу, ни к городу. Если очень долго говорить с
больным, то он начинает, наконец, путать слова, вместо одного слова
говорит другое и не замечает этого. Разговор делается все вялее и
бессмысленнее.
Обыкновенно из разговора с такими больными можно
заключить, что память их глубоко страдает. Большею частью они сейчас
же позабывают то, что с ними сделалось. Забывают, кто у них толь-
191
ко что был, то, что они больны и т. д. Но это не у всех. У других,
хотя память и слабеет, но далеко не в такой степени. Они и
удерживают впечатления лучше и способны иногда припомнить
довольно подробно разные факты из их болезни, как из давнего,
так и из недавнего: иногда так бывает, что какой-нибудь один
факт больной хорошо помнит, а другой, почти одновременный,
который, казалось бы, он еще лучше должен бы был помнить, он не
вспоминает.
Такого рода больные обыкновенно лежат тихо, спокойно,
апатично; когда с ними не говорят и они не говорят; лицо их
спокойное, малоподвижное, глаза смотрят в одну точку, лицо носит
какой-то мертвенный отпечаток. По-видимому, мышление их
совершенно ничем не занято, и непременно нужен какой-нибудь стимул,
чтобы заставить мысль работать. Этим стимулом обыкновенно
служит разговор, но если существует несколько повышенная
возбудимость больного, то такое же влияние имеет всякое движение,
приход нового лица: сейчас является какая-нибудь мысль, лицо
немного оживляется, но большею частью ненадолго. Иногда, впрочем,
больные бывают поживее, и в это время ассоциации их
совершаются правильнее; большею частью это бывает после сна или после
пищи, или после приема возбуждающего. Иногда такое же
действие производит приход того или другого нового лица, особенно
если больной и в здоровом состоянии оживлялся в присутствии
этого лица; первое время он начинает так говорить, что поражает
своей ясностью: все говорит впопад, так что может ввести гостя в
заблуждение относительно степени расстройства умственных
способностей. Зато потом упадок делается еще резче.
Не все больные бывают, впрочем, покойны. Некоторые больные
бывают довольно ажитированы; по вечерам и ночью является
требовательность, постоянные приказы принести то или другое;
особенно беспокойны бывают те больные, у которых существуют
иллюзии зрения (собственно галлюцинации не бывают при этой
вялой форме спутанности) или какие-нибудь парестезии, так часто
бывающие при алкогольном параличе. Так как для этих больных в
их ощущениях всегда есть стимул для того, чтобы мысль возникала,
то они очень часто зовут к себе, чтобы отогнать змею или мышь,
или паука, которых они видят на постели. Одна больная, у
которой было чувство сжатия в животе, которое в ее сознании
ассоциировалось с беременностью, ежеминутно звала к себе, уверяя, что
она сейчас должна родить. Когда есть такие иллюзии и парестезии,
то обыкновенно спутанность приобретает несколько своеобразный
характер: кроме резко выраженной спутанности, заметны и
довольно стойкие бредовые идеи, т. е. одна группа идей является почти
постоянно — именно та, которая связана с парестезиями. К таким
бредовым идеям относится, например, представление о
беременности и родах, вследствие чего та больная, о которой мы сейчас
упоминали, во всех приходящих к ней видела акушеров и акушерок.
При этом может произойти и измененное представление о своей
личности, о своем общественном положении и т. п.
192
