совсем слегла в постель. Паралич ног все увеличивался, сделался почти
полным; в них явились чрезвычайно сильные боли. В половине января резко
ослабели и руки, и больная резко похудела. В то же время у нее стало
сводить ноги в коленях, развились резко выраженные контрактуры.
Параллельно с параличными явлениями развивалось и расстройство
психической деятельности. Сначала, в половине декабря, явились
раздражительность, нетерпеливость, полная бессонница. Затем больная сделалась
крайне ажитированною, особенно вечером и ночью: она делалась крайне
требовательна, кричала, звала к себе, просила сделать ей впрыскивание
морфия, жалуясь преимущественно на боли в ногах; при этом возражений
никаких она не слушала, как будто бы эти возражения совсем не относились
к ней. Воспринимала все как-то тупо, упрямилась, говорила не своим
голосом. Мало-помалу сознание стало очень путаться, явилось глубокое
расстройство памяти; больная постоянно заблуждалась в отношении места и
времени, уверяла, что она куда-то разъезжает, видится с знакомыми. По
временам воображала себя в каких-то собраниях, пела, хохотала. К вечеру
обыкновенно настроение резко менялось: она делалась ажитированной,
постоянно звала мужа, ругала его, обвиняла в неверности. Рыдала, приходила
в исступление. Часто при этом бывали иллюзии, галлюцинации зрения и
ошибки воспоминания. Ночи большею частью проводила без сна, засыпала
часа на 3 только под утро.
Рвота прекратилась у больной в конце декабря. С развитием всех
вышеописанных явлений она вообще очень ослабела; пульс сделался мал и
част, иногда затруднялось дыхание. Больная ела очень мало. В половине
января появился небольшой пролежень. Регулы не являлись от начала
болезни.
Я увидал ее в первый раз 12 февраля 1885 г. и нашел ее в таком
состоянии. Больная — крайне исхудалая женщина с очень бледным лицом, со
слегка желтоватым оттенком кожи. Слизистые оболочки очень бледны.
Постоянно лежит в постели. Ноги сведены в коленях. Разогнуть их вполне
нельзя вследствие напряжения мышц сгибающих; если разгибать далее
известного предела, то больная кричит от боли. Движения ногами очень слабы:
едва заметное сгибание пальцев ног и сгибание стопы. Разгибание
абсолютно невозможно. Движения в коленном суставе более обширны, хотя также
очень слабы. В тазобедренном суставе посильнее. Мышцы очень дряблы,
худы; икры, точно мешки. Сдавление мышц крайне болезненно. При
постукивании молоточком по мышцам голени сокращения в них появляются очень
слабые. Электросократительность в mm. extens[or] digit[orum] comm[unis] и
extens[or] hallucis глубоко изменена: от индукционного тока сокращения не
получаются (при едва выносимом больною токе); от гальванического же
получаются сокращения довольно живые при 4 мА как при AS, так и при
KS. Нужно заметить, что в руках ток такой же силы сокращения не
вызывает. Пателлярных рефлексов нет, кожные — с подошвы — есть. Руки очень
слабы, но все-таки много сильнее ног. Кисти рук слабее других частей,
резкой разницы между параличом сгибателей и разгибателей нет.
Параличей мышц туловища, языка, лица, глазных мышц нет. Дышит больная очень
часто, 30 дыханий в минуту; диафрагма работает слабо. Чувствительность,
по-видимому, несколько притуплена, но больная все-таки в большинстве
случаев узнает, когда прикасаются к ней, даже на подошвах. Ввиду
психического состояния больной трудно определить степень поражения
чувствительности. Во всяком случае чувствительность расстроена гораздо менее, чем
движения. Чувство температуры тоже не очень расстроено: на подошвах
различает разницы в 11/2 °[R], а на кистях рук —менее 1 °R. Кроме
небольшой анестезии, у больной существует резко выраженная гипералгезия
кожи и мышц. При сдавлении мышц нижних и верхних конечностей больная
кричит от боли. Пассивные движения тоже очень болезненны.
Прикосновение к коже стопы очень болезненно. Кроме того, больная постоянно
жалуется на холод в ступнях, старательно кутает их. По временам жалуется на
самостоятельные боли в ногах большею частью ноющего характера. Мочевой
пузырь функционирует правильно. Пульс 140 в минуту, правильный, но
очень слабый.
233
Психическое состояние резко изменено. Когда подойдешь к ней, она
сначала отвечает правильно, кое-что припоминает из своей болезни,
высказывает довольно правильные суждения относительно разных обстоятельств.
Но чем дальше говорить с ней, тем все больше и больше начинает она
путать: говорит, что она теперь здорова, что недавно ездила в город за
покупками, покупала себе бурнус92, который будто бы лежит в соседней комнате;
на дороге встретила знакомого, тот звал ее на бал — она хочет ехать,
хочет танцевать. Память глубоко расстроена; если, поговоривши с ней
полчаса, уйти от нее, а через 5 минут опять прийти, она не помнит, что уже
видела это лицо. Смешивает знакомых лиц одних с другими, хотя, впрочем,
часто вначале и определяет правильно, кто именно пришел к ней. Когда
остается одна, то есть она в хорошем настроении духа, поет песни,
улыбается, хохочет. Иногда настроение резко меняется; она вдруг делается беспо-
койна, на нее нападает страх, она требует, чтобы кто-нибудь сидел около
нее; иногда кричит, что сейчас свалится с постели и расшибется. Иногда
возбуждение доходит до неистовства. Обыкновенно состояние ухудшается
к вечеру, тут являются страх и галлюцинации зрения; больной
представляются различные рожи, звери. Она требует, чтобы их искали, хочет сама
вставать; когда ее удерживают — ругается. Так проходит большая часть
ночи; только под утро больная засыпает, а проснувшись, решительно
ничего не помнит, что было ночью.
Кроме всех этих явлений, у больной был мною замечен плевритический
экссудат на левой стороне, неизвестно когда появившийся. По исследованию
гинекологов в полости таза оставалась какая-то опухоль, которую одни
толковали как параметрический экссудат, другие — как внематочную
беременность. Температура все по временам повышалась до 38,5 °[С].
Дальнейшее течение было такое. Наркотические [средства]
(впрыскивания морфия и большие дозы хлорала) были постепенно оставлены. Больная
первое время совсем не спала, сильно кричала, но затем стала покойнее.
Уже в марте 1885 г. она стала меньше путать, стала правильнее относиться
к людям, не стала петь днем, стала лучше запоминать. В апреле в течение
дня она уже могла хорошо разговаривать, память была хороша. Только по
ночам появлялись беспокойство, страх, нетерпеливость и иногда
галлюцинации. Наконец и это прошло, так что в мае больная с психической стороны
стала совершенно здорова, только бессонница оставалась, да и то главным
образом вследствие того, что ночью являлись особенно сильные боли в
ногах. Физическое состояние ее улучшалось значительно медленнее. В первое
время, т. е. в феврале, состояние ее даже ухудшалось: гипералгезия
увеличивалась, самостоятельные боли по ночам сделались очень мучительны;
также увеличилась контрактура в коленях. В марте также постепенно
развивалось неправильное положение стопы: развилась pes equinus, и пальцы
приняли положение когтя. Нужно, впрочем, отметить, что степень
неправильности этого положения постоянно менялась: то она была очень велика,
то слаба; особенно усиливало эту неправильность влияние внешнего холода.
Впоследствии иногда случалось замечать, что изменение в положении
пальцев развивается на глазах: пальцы то сгибаются, то несколько разгибаются,
стопа то больше скрючится, то меньше; эти изменения развивались
непроизвольно и несколько напоминали движения при атетозе. Лихорадочное
состояние хотя становилось меньше, но все еще не прекращалось.
Плевритический экссудат исчез только к маю. Руки улучшались быстрее, к лету
они уже были почти здоровы. Впрочем, к лету и ноги стали уже
поправляться: движения в бедрах и коленях стали обширнее, бедра стали немного
полнеть.
Летом можно было перевезти больную из Москвы, и я с тех пор не
видал ее; по сведениям, которые я имею, улучшение постепенно
прогрессировало, и в течение зимы 1885—86 гг. больная стала ходить, хотя ступни
все еще оставались очень слабы. Со стороны психической, кроме явлений
раздражительной слабости, ничего не оставалось.
В этом случае картина болезни очень походила на описанную
в 5-м наблюдении: также вслед за каким-то заболеванием в поло-
234
