алкоголик «в гости», считает своим долгом, из ложно понимаемого
чувства гостеприимства, «угостить» его — дать ему возможность
привести себя в состояние алкогольного опьянения, — состояние
ненормальное, болезненное, вредящее заведомо его здоровью.
А между тем по отношению к другим «гостям» тем же «хозяином»
проявляется самая крайняя предупредительность, чтобы уберечь
их напр[имер], от простуды, раз только ему стало известно, что
такая простуда может повлечь за собой обострение какого-нибудь
бронхита, плеврита или суставного ревматизма.
Случись тому же самому алкоголику начать лечение против
своего недуга и он сейчас же становится предметом общего внимания.
Но внимание это совершенно особого свойства. Это — не выражение
сочувствия к решимости человека побороть свою слабость и
повести новую жизнь; нет, это — выражение простого любопытства,
соединенного с известной долей затаенного злорадства, которое
обнаруживается сейчас же, как только сделанная попытка не
увенчалась успехом.
Предупредительности со стороны окружающих, старания
облегчить ему достижение намеченной цели он стал бы ждать
совершенно напрасно. Напротив, на каждом шагу он встречает попытки
помешать начатому лечению, он слышит голоса, убеждающие его
под тем или иным предлогом изменить данному слову —
нарушить обещание воздерживаться от алкоголя.
Из имеющихся в моем распоряжении историй болезни я мог бы
привести много случаев, которые живо иллюстрируют то
отношение, которое проявляет порой окружающая среда к лечащемуся
алкоголику; но я ограничусь только одним; все остальные
являются ничем иным, как вариациями на одну и ту же тему.
Вот — перед нами интеллигент, принадлежащий к
определенной корпорации людей служащих; он семейный, страстно любит
жену, в высшей степени нежно относится к своим детям. Лет 15
он злоупотребляет спиртными напитками. Ему самому понятен
весь вред его дурной привычки, он давно уже стремится к тому,
чтобы выбрать удобное время и начать лечиться; но
обстоятельства складывались так, что лечение это откладывалось и
откладывалось. Наконец, подошел удобный случай: ничто более не мешает,
и вот лечение начато. Успех — полный. Проходит месяц, другой,
третий; больной чувствует себя прекрасно. Дома он совершенно не
испытывает потребности пить. Он старается только избегать
некоторых домов, где, как известно ему по опыту, не любят
отказывающихся от «угощения». Домашние радуются
достигнутому результату, сам он счастлив, что его усилия не остались
бесплодны.
Но вот приходит 17 сентября — день, когда с большой
торжественностью празднуются именины жены главного начальника
нашего больного. Он не может не быть в числе поздравляющих; он
не может не принять любезного приглашения быть на обеде в
самом тесном кругу наиболее близких для него лиц. И вот во время
260
этого обеда к нему обращаются с предложением осушить бокал
вина. Напрасно он отказывается, напрасно он намекает в самых
деликатных выражениях, что он боится за себя, боится возврата
прошлого. Его уговаривают, просят; просит сама хозяйка, просит
непременно выпить за ее «здоровье». Он уступил, он выпил.
Уступка эта оказалась роковой: с этого дня он возвращается снова
к своей прежней невоздержанной жизни. Надежды семьи разбиты,
счастье ее кончилось, и быть может, навсегда!..
Когда встречаешься c[о] случаями, подобными только что
описанному, невольно задаешь себе вопрос: «Что это такое?
Сознательное ли стремление причинить человеку непоправимый вред
или полное и притом наивное незнание того, насколько опасен
бывает порою алкоголь для человека, потерявшего способность
избегать его употребления по собственной воле?»
Я не могу допустить, чтобы сознательно можно было наносить
вред в такой мере, в какой наносится он при подобных
обстоятельствах человеку, который является не врагом, а скорее близким
человеком. Я склонен думать, что в подобных случаях люди
действуют просто по шаблону, по усвоенной привычке, не сознавая и не
отдавая себе отчета в том, какие последствия могут иметь их
поступки. Они знают, что так все и всегда делали, и не знают то-
г о, что накопилось уже много фактов, свидетельствующих о том,
что так поступать не следует.
Знать эти факты надлежит нам, врачам. Нам надлежит и
указывать на эти факты каждому и при каждом подходящем
обстоятельстве. И подобно тому, как мы в своих врачебных советах
тщательно стараемся избегать всего, что могло бы толкнуть человека
на тот путь, где он всего скорее рискует приобрести сифилис, так
и в своих советах, касающихся употребления алкоголя, мы должны
быть абсолютно объективны и далеки от всякой шаблонности.
Каждый раз, когда мы говорим по вопросу об употреблении алкоголя,
мы должны говорить как представители науки, дающей ясные
доказательства вреда алкоголизма. Мы не можем претендовать на то,
чтобы наш голос был услышан всеми и чтобы все сразу
последовали нашим словам; но никто и ничто не может склонить нас к
тому, чтобы мы молчали, когда нам следует говорить, или
говорили не то, что велит говорить нам наше знание и наш долг.
Вопрос о народном алкоголизме не может не касаться
представителей земской медицины; напротив, борьба с неправильным
употреблением алкоголя должна всецело входить в круг их ведения
совершенно так же, как и борьба с сифилисом. Земский врач должен
поднимать свой голос против злоупотребления алкоголем, чтобы
окружающая его среда слышала непрестанно то, что ей нужно
знать, и чего, по-видимому, она совершенно не знает. Этот голос
будет служить противовесом того влияния, которое оказывает на
население ужасная привычка, наследуемая от предшественников
и передаваемая по наследству молодому поколению. Этот голос
откроет истину многим, от которых она иначе была сокрыта; он
вовремя поддержит колеблющихся, укрепит тех, кто вступил в
261
