века — физиологически равны; разница начинается лишь с
нервных центров, об изменении которых здесь и речи почти нет.
Перенесение, следовательно, возможно, ибо дело касается только
нервов и мышц.
§ 13. Заключения. Уже одно заглавие этого сочинения
показывает, как далека от меня мысль вдаваться под конец его в
рассуждения о сущности алкогольного опьянения, т. е. из области
факта перейти в заманчивую сферу умствований, где, однако,
бойкое слово играет часто главную роль, и из которой тогда в
самом удачном случае выходит гипотеза с жизнью лишь на
несколько месяцев, а уж много на год или на два. Дело другого
рода — общие заключения, непосредственно вытекающие из
суммы добытых фактов: — будучи столько же верными, как самые
факты, они придают последним смысл, определяют положение
вопроса в науке и часто могут открыть пути новым
исследованиям. Заключительный параграф предлагаемого сочинения должен
быть рассматриваем лишь с этой точки зрения.
Мы видели, что первое и непременное условие для опьянения
есть присутствие алкоголя в крови. Знаем, кроме того, вещество
это проходит через массу ее неизмененным в своем химическом
составе. Естественно думать после этого, что ряд изменений в
нервной деятельности пьяного животного зависит, может быть, от
непосредственного соприкосновения алкоголя с нервными массами.
Мысль эта явилась в первый раз в форме опыта у Вильсона
Филиппа (An experimental inquiry into the laws of the vital
Functions...), который вскрывал животным позвоночный столб30,
смачивал спинной мозг алкоголем и замечал увеличение числа
сокращений сердца. Лонже повторял эти опыты и получал те же самые
результаты. Не говоря уже о том, что одно учащение сердечных
сокращений не есть опьянение, опыты эти так грубы и вводят
столько побочных обстоятельств в наблюдение, что результаты их
не имеют ни малейшего достоинства.
Ту же самую мысль выполнил я более тонким и, так сказать,
более натуральным образом. Собаке впрыскивался в сонную
артерию алкоголь, настолько разведенный водой, чтобы не свертывал
крови. Смесь нагревалась до 30—35 °С; самая инъекция
производилась чрезвычайно медленно и постепенно. Небольшой собаке
я впрыскивал до 4 см3 смеси (0,4 см3 абсолютного алкоголя) и не
замечал ни во время инъекции, ни тотчас после нее никаких
признаков опьянения, тогда как 1 см3 80% алкоголя производил
мгновенно тетанические конвульсии (не опьянения) и смерть. По-
видимому, это дает право думать, что опьянение как нервное
явление не есть результат непосредственного соприкосновения
алкоголя с нервными центрами. Утверждать этого я, однако не
могу, потому что инъекция производилась чрезвычайно медленно;
следовательно, мозг в данное время приходил в соприкосновение
с весьма малым количеством алкоголя, может быть таким,
которое и у собаки, отравленной через желудок, не вызвало бы
никаких симптомов опьянения. Во всяком случае, опыты эти, будучи
55
произведены в большем числе и каждый раз с определением
времени продолжения каждой инъекции (что я, к сожалению, не
делал), могут быть интересны, ибо только этим путем может быть
решен разбираемый вопрос; притом, в случае, если бы известные
дозы алкоголя при известной скорости инъекции производили
опьянение, то опыты такого рода могли бы дать приблизительное
понятие о количестве алкоголя в мозгу в единицу времени,
потребного для вызывания этого состояния.
Обращаюсь к изменению крови. Здесь прежде всего
представляется общий вопрос: может ли кровь, измененная в своих
свойствах, вызвать ненормальные явления в нервной сфере [?]. Как
ни прост, кажется, ответ на это a priori, тем не менее
экспериментальная физиология обладает еще очень малым количеством
наблюдений, которые решили бы этот вопрос положительно.
Относительно кровяных шариков здесь сделано еще всего более.
Известно, например, положительно, что уничтожение способности
их поглощать кислород производит смерть нервной системы
(например, вдыхание окиси углерода); напротив, увеличенное
содержание кислорода относительно угольной кислоты в крови (при
вдыхании чистого кислорода, когда вдыхаемый воздух не
смешивается с выдыхаемым) возвышает нервную деятельность.
Последнее обусловливается здесь, впрочем, скорее абсолютным
уменьшением массы СО2 в крови, чем увеличением относительного
содержания кислорода, ибо абсолютное количество последнего
остается неизмененным. Это вероятнее тем более, что СО2 в
известных дозах есть наркотическое вещество.
Если принять вычисленные факты за положительно
доказанные и, не думая долго, перенести их на изменения крови и
выдыхаемого воздуха у пьяного животного, то легко вывести стройное
объяснение нервных припадков опьянения; можно даже
объяснить больше, чем факты, представляемые пьяным животным, —
например, свойственное человеку в алкогольном опьянении
возбуждение. Но уже одно последнее обстоятельство показывает, как
поспешно и смело было бы такого рода перенесение. Кроме того,
найденное изменение крови так темно, что выводить из него
чтобы то ни было — рискованное дело.
В опытах с поглощением отравленной кровью газов я
заметил, что при акте введения паров алкоголя в безвоздушное
пространство над кровью, тонкий слой последней жидкости,
остающийся на стенках безвоздушного пространства, вытесняется
входящими парами алкоголя, т. е. последние не смешиваются прямо
с кровью, а обволакивают ее, помещаясь между ними и стенками
сосуда. Физических опытов в этой форме, т. е. с распределением
по трубке двух жидкостей различных удельных весов, когда
притом масса легчайшей незначительна в сравнении с количеством
другой, нет никаких. Известны лишь опыты быстрого
распространения жирных и эфирных масел по свободной поверхности воды,
описанные в знаменитом сочинении братьев Вебер (Wellenlehre,
1825). Тем не менее приведенное наблюдение делает едва ли со-
56
