К вечеру и страх, и фантазии увеличиваются. При этом являются
характерные зрительные галлюцинации — в виде собак, кошек,
мышей, страшных физиономий и т. д. Больной пугается, ловит их,
сгоняет с постели. Иногда спутанность так быстро растет, что
больной решительно перестает сколько-нибудь управлять своими
мыслями и весь подчиняется бредовым идеям тревожного характера и
галлюцинациям устрашающего свойства. Он делается крайне
беспокоен, настойчив, говорит отрывочные фразы, из которых и можно
понять, что ему кажется, что его сейчас убьют, отдадут зверям и
т. д. Иногда спутанность еще более увеличивается: больной
начинает повторять одни и те же слова для выражения самых
разнообразных ощущений и потребностей, ищет чего-то, разбрасывает
вещи, не узнает окружающих, пугается, кричит от малейшего
прикосновения, делается крайне упрям.
Как мы сказали, иногда такая сильная спутанность развивается
очень быстро, но большею частью она не долго продолжается: через
несколько дней, особенно если употребляется соответствующее
лечение (главным образом снотворное), больной засыпает, сознание
делается яснее, тревога пропадает, и во многих случаях больной
совсем приходит в себя, так что психическое расстройство исчезает,
а остаются только одни параличные явления. Обыкновенно в этих
случаях продолжительность психического расстройства не более
нескольких недель и настолько носит характер белой горячки, что
обыкновенно в анамнезе таких больных и говорится, что после того
или другого повода у больного развилась белая горячка, а вслед за
ней параличные явления; но, как мы уже говорили, обыкновенно
внимательный наблюдатель может уже в первое время болезни,
когда только еще развивается психическое расстройство, заметить
начало паретических явлений — слабость ног, боли при сдавлении
мышц, похудание мышц, изменение сухожильных рефлексов, а
потом и отсутствие их. Во всяком случае, хотя очень может быть,
что параличные и психические симптомы начинают развиваться
одновременно, но психические раньше достигают степени, резко
бросающейся в глаза, но зато часто в таких случаях скорее и
исчезают.
Не во всех случаях, однако, эта спутанность протекает так
счастливо; бывают случаи, в которых спутанность принимает
хроническое, вялое течение. Некоторые из этих случаев начинаются
так же быстро и бурно, как мы только что описали; но у них не
бывает такого резкого окончания, а мало-помалу ажитация,
беспокойство уменьшаются, страх почти прекращается; больной
делается вялее, апатичнее; галлюцинации исчезают, но спутанность
делается все больше и больше. В других случаях вялая форма
спутанности носит такой характер с самого начала: в самом начале
является бессонница, неопределенное беспокойство по поводу
каких-нибудь явлений, например, по поводу упорной рвоты, которой,
как мы говорили, часто начинается болезнь; затем больной
начинает смешивать сны с действительностью: рассказывает, например,
про какое-нибудь происшествие и говорит, что он это читал в газе-
190
тах, а на самом деле этого не было. Сначала он сам может
вспомнить, что действительно этого не было, а потом с каждым днем он
все больше и больше смешивает действительность с фантазиями;
наконец, теряет ясное представление о месте, где он находится, о
времени, о лицах, среди которых живет, словом, развивается
полная спутанность.
Иногда в таком состоянии больные находятся долгое время, и
психическое расстройство долго не подвигается ни в ту, ни в
другую сторону. Такие больные производят очень своеобразное
впечатление. Когда увидишь больного в первый раз, то по приему,
который он окажет врачу, трудно даже представить ту глубокую
спутанность сознания, которая у него существует: он встретит
приветливо, отвечает сначала на все вопросы правильно, несколько
времени рассказывает довольно дельно. Но потом заметно, что
внимание больного быстро утомляется, истощается и он начинает
путать: сначала впутает в рассказ какую-нибудь небылицу — что вот
он сегодня ездил туда-то, а потом или сам по себе или на вопрос
рассказывает целый ряд фантастических происшествий с
рельефными подробностями, со всеми внешними признаками
правдивости, причем примешивает лиц давно умерших, представления
давних лет, приводит разные несообразности. Например, говорит о
пальме в умеренном климате или, например, один больной говорил
мне, как его привезли из одной Москвы в другую Москву,
совершенно такую же — взяли да через забор и перебросили, — и
теперь он выхода не найдет. Иногда, начавши одно, переходит
совсем на другое; по мере продолжительности разговора сознание все
более и более спутывается: больной сначала узнает гостя, потом
уже называет его другим именем по какой-нибудь случайной
ассоциации. При этом рассказывает, где он с ним виделся и
выдумывает небылицы. Резко заметно, что ход ассоциаций крайне
неправильный, и больной пассивно подчиняется всякой навернувшейся
мысли. И мысль, явившись в сознании, сейчас же приобретает значение
достоверного факта, как бы она ни была противоречива со всем,
что только что было сказано больным, и со всеми его прежними
познаниями; чем больше утомляется больной, тем это делается все
более и более. Разговор обыкновенно ведется тихим голосом,
довольно медленно, без всякой неуверенности. Больной совершенно
спокойно говорит всевозможные небылицы; при этом часто бывает
довольно веселая улыбка, больной охотно посмеивается над
окружающими, наделяя их по какой-нибудь случайной ассоциации
теми или другими комическими свойствами. При этом часто
употребляет поговорки, которые он любил в здоровом состоянии, но
обыкновенно ни к селу, ни к городу. Если очень долго говорить с
больным, то он начинает, наконец, путать слова, вместо одного слова
говорит другое и не замечает этого. Разговор делается все вялее и
бессмысленнее.
Обыкновенно из разговора с такими больными можно
заключить, что память их глубоко страдает. Большею частью они сейчас
же позабывают то, что с ними сделалось. Забывают, кто у них толь-
191
