боязнь, чтобы не усилили его боль. Перекладывать таких больных
для перемены белья составляет целую историю; они кричат, что их
сейчас уронят, хотя решительно для этого нет никакой
возможности. В то же время они боятся и оставаться одни, требуют, чтобы
кто-нибудь сидел с ними, утешал их. Обыкновенно есть
какая-нибудь личность, на которую обрушивается вся тяжесть их
требовательности; эта личность — муж или жена, сестра — не могут ни на
шаг отойти; едва их нет, больной или больная посылает послов за
ними, раздражается, плачет, при этом уговоры не действуют; часто
больные понимают, что нельзя же безотлучно при них находиться,
но, как сами говорят, справиться с собою не могут. «Я рад бы не
звать, да не могу, сил нехватает», — говорил один больной. От
близких лиц такие больные постоянно требуют внимания,
утешения, разговора с ними, словом, чтобы чем-нибудь занимали их
мысли; если этого нет, они волнуются, хнычут, жалуются на свою
судьбу. Всего хуже состояние таких больных бывает ночью.
Обыкновенно в начале болезни они не спят, особенно если при этом
существуют боли, тоже усиливающиеся по ночам. И вот, тогда
начинается мученье — каждое болевое ощущение вызывает стоны,
рыдания, слова отчаяния, богохульство, брань окружающих, брань
врачей за то, что они не могут вылечить, и т. д. Под утро это
обыкновенно проходит, больной засыпает часа на 2, на 3, и просыпается
более спокойный, но уже со средины дня беспокойство
усиливается, а с вечера опять доходит до очень большой степени. Всякое
утомление усиливает это состояние, некоторые способы лечения
тоже: особенно дурно чувствуют себя такие больные после сеансов
электричества. Обыкновенно подобное состояние в резко
выраженной форме существует довольно долго, не менее месяца, иногда
более, и только постепенно начинает проходить. Сначала больной
становится сдержаннее, не так бранится, [делается] терпеливее,
лучше спит, не так подчиняется каждой навязавшейся идее,
начинает более объективно относиться к своему состоянию, не
испытывает такого страха, и наконец, совсем успокаивается. Это [—]
ажитированная форма раздражительной
слабости.
Кроме этого, бывает и другая — гораздо более спокойная:
больной на вид представляется почти здоровым психически; он обо
всем рассуждает, охотно высказывается, нет никакого бреда.
Однако если присмотреться внимательнее, окажется, что это совсем не
тот человек, что был прежде: он как-то легкомыслен, ко всему
относится с юмористической точки зрения, хотя его положение вовсе
не наводит на веселое настроение, беспечен. Умственный горизонт
сузился, глубины ума почти не проявляется; вся деятельность ума
заключается в повторении старого и притом в довольно
однообразном повторении; рассказывает старые пикантные анекдоты,
интересные по внешности происшествия, но какого-нибудь серьезного
обобщения больной сделать не может, вдумывается во все с
большим трудом, интересы удовлетворяются очень немногим. При этом
очень небольшого внешнего стимула достаточно, чтобы больной
187
расхохотался чуть не до истерики или пришел вообще в очень
веселое настроение, так что готов запеть, хотя это и не совсем удобно
в его [положении]87. Бессонница бывает и при этой форме
раздражительной слабости, но она не так мучительна. Обыкновенно в
таком состоянии больной и остается до тех пор, пока ухудшение
болезни не ухудшит и психического состояния, или до
поправления. В последнем случае понемножку ум его делается крепче,
активнее, больной делается не так смешлив, как прежде, лучше
управляет своим вниманием, начинает интересоваться чтением и
т. п., и мало-помалу поправляется.
В некоторых случаях раздражительная слабость нервной
системы принимает, вероятно, и другие формы, и на этой почве легко
могут развиваться разные неврозы. Между этими неврозами
заслуживает внимания самобытный гипноз; хотя я его не видал ни
при одном случае вполне выраженного алкогольного паралича, но
мне пришлось видеть его у одной больной, которая сильно
злоупотребляла спиртными напитками и у которой в значительной
степени были выражены продромальные симптомы алкогольного
паралича — боли в конечностях, шаткость походки и отсутствие
сухожильных рефлексов. У этой больной по временам были
судорожные припадки, характерные для алкоголизма, а затем вместо этих
припадков стали являться приступы самопроизвольного гипноза;
достаточно было, чтобы больная просидела несколько минут в
тишине в полутемной комнате, как веки ее смыкались, она впадала
в сонное состояние с возможностью появления каталепсии и с
возможностью подчиняться внушениям.
Конечно, прежде всего является вопрос, не есть ли это
случайное совпадение алкогольного расстройства с истерией? Я сам не
берусь решить этого вопроса, но считаю все-таки нужным
отметить этот случай, потому что состояния транса и сомнамбулизма
описаны у хронических алкоголиков, и самобытный гипноз нашего
случая может быть поставлен в некоторую связь с этими
состояниями. К этому я могу прибавить еще, что в одном случае
послеродового множественного неврита мне тоже пришлось
наблюдать явления, относящиеся к той же области: больная, перед тем
как заснуть, впадала в особенное состояние сна, в котором она,
будучи с закрытыми глазами, отвечала на вопросы, разговаривала как
бы наяву, а потом ничего об этом не помнила.
Я должен во всяком случае прибавить, что не смотрю на эти
симптомы как на непосредственное следствие того заболевания
нервной системы, о котором мы теперь говорим, а только как на
случайное осложнение, для которого почвой служит
раздражительная слабость нервной системы, так часто бывающая при
алкогольном параличе.
Вторую форму психического расстройства при алкогольном
параличе составляет спутанность. Форма эта довольно хорошо
известна, потому что она бывает и без параличных явлений у лиц,
злоупотреблявших спиртными напитками. Поэтому подробно
описывать картину этой формы нет надобности, а можно только огра-
188
