Классики русской медицины о действии алкоголя и алкоголизме: Избранные труды / Сост. В. С. Воробьев. — М.:Медицина, 1988. — 304 с: ил. ISBN 5-225-00184—X

В начало   <<<     Страница 204   >>>    1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23  24  25  26  27  28  29  30  31  32  33  34  35  36  37  38  39  40  41  42  43  44  45  46  47  48  49  50  51  52  53  54  55  56  57  58  59  60  61  62  63  64  65  66  67  68  69  70  71  72  73  74  75  76  77  78  79  80  81  82  83  84  85  86  87  88  89  90  91  92  93  94  95  96  97  98  99  100  101  102  103  104  105  106  107  108  109  110  111  112  113  114  115  116  117  118  119  120  121  122  123  124  125  126  127  128  129  130  131  132  133  134  135  136  137  138  139  140  141  142  143  144  145  146  147  148  149  150  151  152  153  154  155  156  157  158  159  160  161  162  163  164  165  166  167  168  169  170  171  172  173  174  175  176  177  178  179  180  181  182  183  184  185  186  187  188  189  190  191  192  193  194  195  196  197  198  199  200  201  202  203  204  205  206  207  208  209  210  211  212  213  214  215  216  217  218  219  220  221  222  223  224  225  226  227  228  229  230  231  232  233  234  235  236  237  238  239  240  241  242  243  244  245  246  247  248  249  250  251  252  253  254  255  256  257  258  259  260  261  262  263  264  265  266  267  268  269  270  271  272  273  274  275  276  277  278  279  280  281  282  283  284  285  286  287  288  289  290  291  292  293  294  295  296  297  298  299  300  301  302  303  304 


и потому часто бывает так, что какой-нибудь рассказ посторонний вызывает
в памяти целый год жизни, такой притом год, когда беспамятство мое было
для всех как факт, да и сам я едва ли смотрел на себя как на годное.
Бывало так, что события крупного ничтожества волновали меня, ненадолго,
конечно; а бывало и так, что очень важный факт, как, например, выгон с
квартиры в полночь, я переживаю с образцовым равнодушием, без всякого
болезненного сознания собираюсь итти в частный дом с мыслью заявить
там, чтобы позволили переночевать, и только... Дальнейших же соображений
ровно никаких не было во мне. Меня, конечно, воротят, уложат спать, и на
другой день все забыто, искренно забыто. Теперь, когда это и многие
подобные факты проходят в моем сознании, я на всю обстановку их смотрю так,
как будто они по значению своему так же дешевы, как и пыль на улице:
сколько угодно глотай, никто не скажет: «Подожди усердствовать!» Но не
скажу, чтоб с этим прошлым я расстался решительно и навсегда. Довольно
часто бывает так: окружающие ведут разговоры, не имеющие никакого
отношения ко мне, и вдруг фраза какая-нибудь выгоняет из забытья длинный
ряд последовательных фактов за месяц и более. Понятно, что на другой
день я опять бессвязною с прошлым жизнью живу... Теперь это очень
странным представляется, что, очевидно, зависит от правильного отношения к
пережитому (извините за это храброе выражение!). Вообще я с большим
трудом устанавливаю в себе непрерывность представлений: выходит все,
будто голова моя и я не всегда дружны в мыслях, хотя не могу указать на
какое-нибудь резкое противоречие (на несколько минут вышел перерыв и я
не мог, садясь вновь за письмо, определить, на чем я остановился). Итак,
я выгляжу чем-то заинтересованным, но, право же, жизненно тревожащего
или, вернее, встряхивающего ничего нет для меня, хотя в мыслях быстро
проходят события когда-то острых беспокойств. Я не объясняю это
равнодушием к жизни и себе, на такую стоическую высоту взобраться без
сознательного мужества невозможно, я объясняю это более просто: я не в
силах охватить текущую жизнь потому, что от прошлой ничего интересного
не имею. Очевидно, стало быть, что я на каком-то перепутье или, вернее,
в столбняке с стихом: сердце пусто, празден ум (продолжение же не
подходит потому, что... «жизни шум» понимаю немножко — он не томит меня
тоской), притом же решительно затрудняюсь, что выбрать (для начинки?)
заселения этих необходимых для жизни территорий (разумея ум и сердце
без сказуемых). Искренно желаю, чтоб трагедия и водевиль отсутствовали,
а был бы лишь простой, но величавый эпос. Это я постараюсь положить в
основу новой жизни, не определяя заранее ни того, что она (жизнь) сама
в себе, ни того, что именно пригоднее для нее. Страшусь лишь
злоупотреблений жизнью и в жизни, хотя бы и ясно из прошлого, до каких
очаровательных (можно и слово «чумовых» пустить в оборот) прелестей доводят
они нашего брата гражданина, щедро увеличивавшего государственный сбор
с питий, продаваемых и явно, и тайно. Таким образом для меня вовсе не
представится странным, если в данное время жизни я признаю себя лишь
формою для личности, но не совсем личностью с определенным «я», и «мое».
Все это, прочитанное мной еще раз, не уяснило, однако, моего
положения внутренного. Для житейского обихода я ни недостаточен, ни
достаточен. Просто-напросто жалкая посредственность сказывается. В то же время
я представляю, что был еще в горшем положении, когда безнадежность
была вовсе не праздною мыслью. Стало быть, теперь мне лучше, и я сам
лучше. А раз начало хорошо, мне, уже достаточно искусившемуся,
продолжение рисуется более лучшим».
Из этого письма мы видим, что резонерство у больного
порядочно развито, что стремление заменить формой действительную
сущность очень заметно, заметна склонность к выспренному тону;
словом, есть признаки ослабления умственной деятельности.
Действительно, наряду с амнезией, как мы видели,
существуют у такого рода больных и другие признаки ослабления умствен-
204

ной деятельности, именно, прежде всего отсутствие живости
интересов, полное отсутствие умственной энергии, доходящее в иных
случаях до очень большой степени. Наряду с этим, несмотря на
то, что сохраняется способность делать поверхностные суждения
как будто правильные — глубина мысли исчезает, делать
глубокие выводы больные не могут; умственный горизонт их резко
падает, так что присутствие слабоумия в большей или меньшей
степени можно констатировать во всех таких случаях.
Что касается до настроения таких больных, то оно бывает
разнообразное. Чаще оно индиферентное, но бывает и грустное, и
веселое. У одного больного (наблюдение 3) настроение несколько
месяцев подряд было апатичное, грустное, плаксивое, затем
веселое, но с таким же вялым весельем, как вяла была грусть. Чаще
всего заметно, что настроение меняется, смотря по тем
впечатлениям, которым подвергается больной в данную минуту: так, если
заговорить с ним о печальных предметах, он может сделаться
грустным, расплакаться, затем завести разговор о веселом — он
сделается весел, расхохочется, начнет и сам рассказывать
анекдоты.
У большинства больных заметны резкие признаки неврастении
в виде большой утомляемости нервной системы; она выражается
или тем, что больной делается раздражительнее после долгого
влияния на него впечатлений, или в том, что является какое-то
беспокойство, тоскливость. Нужно прибавить, что и эти больные
обыкновенно ночью раздражительнее, ажитированнее, чем днем.
Они большею частью до утра не засыпают и в это время
беспокоят окружающих однообразными вопросами, требованиями
и т. п.
К неврастеническим явлениям относится и особенность,
встречающаяся часто у таких больных; это особенная боязнь к
передвижению: боязнь, что их уронят, что они упадут. Иногда это
ощущение долго мучит больного: после того как его положили на
место, он все повторяет окружающим: «А что — я не упаду?»
Некоторые больные, кроме того, бывают довольно упрямы, не хотят
принимать лекарство и т. п., большею частью мотивируя это тем,
что еще не время, что примут через 5 мин, а проходит 5 мин —
они опять повторяют то же.
Описанная форма ослабления умственной деятельности с
наиболее выраженной амнезией бывает, как мы сказали, часто при
алкогольном параличе. Степень ее, впрочем, далеко не всегда
одинакова. В некоторых случаях амнезия бывает чрезвычайно
глубокая, в других, напротив, амнезия неглубока: хотя больной и
позабывает все очень скоро, но тем не менее не так быстро, как
мы только что описали; иногда забывается не все, а самые
крупные впечатления остаются в памяти. Бывает и так, что
собственно факты помнятся, но теряется способность локализировать их
во времени. Словом, степени расстройства вариируются; с одной
стороны, это происходит от глубины болезни, с другой — от того,
в каком периоде мы встречаем больного, потому что, как мы ви-
205


Hosted by uCoz