через их нервы. Последнее было сделано с целью устранить
механическое влияние электрических приводов на положение мышцы.
При этом, разумеется, было обращено внимание на то, чтобы
нервы раздражались в одинаковых расстояниях от их мышц. Вес
мышцы при этих опытах не мог быть определяем, потому что
неприток крови с одной стороны естественно делает
соответствующую мышцу легче. Чтобы пополнить этот пробел, я взвешивал
[mm.] gastrocnemii лягушки с обеих сторон, при равных условиях,
и нашел, что разницы в весе не бывает более 3, 4, 5 мг, что,
конечно, не может иметь ощутительного влияния на их действие.
Наконец, имея в каждом опыте задачей лишь сравнение
эластичности двух мышц, я мог ограничиться малым числом различных
отягощений; этим выигрывалось много времени, что очень важно,
ибо я мог экспериментировать разом лишь с одной мышцей.
Поэтому высота поднятия была наблюдаема только при двух
различных отягощениях; мышца подвергалась не более как 3
электрическим ударам, следовательно, усталость была ничтожна.
Результаты опытов были отрицательные, т. е. эластичность
мышц, а вместе с тем и сила их, в алкогольном параличе не
изменены.
Сравнение электрических токов мышц не может привести к
верным результатам.
Проводящая способность нервов у пьяных
животных. Электрические свойства нервов стоят, как известно,
в столь тесной связи с их физиологическими отправлениями, что
первые могут служить мерилом последних. Физиологически нерв —
проводник стимула, следовательно, изменение в этом отправлении
должно необходимо отразиться в электрических свойствах его.
Сначала были сравнены способом компенсации покоющиеся
токи седалищных нервов, потом их отрицательные колебания. Как
в том, так и в другом случаях результаты были отрицательные.
Следовательно, в алкогольном опьянении паралич движения
не обусловливается потерею нервами способности проводить
раздражение.
Те же отрицательные результаты были получены мною при
дозах алкоголя, не парализующих животного.
Этот ряд отрицаний приводит к следующему общему
заключению: причина изменения произвольного
движения в алкогольном опьянении лежит в нервных
центрах.
Это заключение подтверждается и следующим положительным
фактом: перевязыванием артерий, с одной стороны,
предотвращается отравление соответствующей конечности, тем не менее
паралич является в ней в одно и то же время и
с тою же силою, как в неотравленной
конечности.
Для решения вопроса, действует ли алкоголь только на
головной мозг (в действии на последний, вероятно, никто не
сомневается), или вместе с тем на спинной, я делал следующие опыты.
53
У отравленного алкоголем до паралича животного перерезывался
спинной мозг между 1-м и 2-м шейными позвонками, или последняя операция
производилась на здоровом животном, которое потом отравлялось. В обоих
случаях вызвать в задних конечностях рефлекс, который указывал бы на
физиологическую целость спинного мозга, как центра, не удавалось.
Возражение, что отсутствие рефлекса в данном случае может обусловливаться
нечувствительностью кожи, устраняется исследованиями Пфлюгера29 (Die
sensorischen Funktionen des Ruckenmarkes der Wirbeltiere, Berl., 1853), пo
которым спинной мозг обладает чувствующими центрами.
Если у отравленного и обезглавленного животного пропускать
электрический прерывистый ток через спинной мозг, то мышцы конечностей
приходят в тетаническое сокращение.
Из этих опытов следует, что в алкогольном опьянении
спинной мозг, как центр поражен, но как проводник остается не
измененным. Дальнейшее исследование нервных центров было бы
бесполезно, ибо существующие методы исследования так грубы,
что ожидать от них верных результатов невозможно.
Изменение чувствительности. Уменьшение
чувствительности у пьяного животного можно доказать только
единственно следующим наблюдением: в начале алкогольного
паралича незначительное раздражение кожи, например, щипание
пинцетом, вызывает сильные движения у животного; при дальнейшем
течении опьянения это раздражение не производит никакого
рефлекса, тогда как сильнейшее, например, смачивание кожи
уксусной кислотой, вызывает сильные сокращения мышц. Производить
опыты с анестезией вообще трудно; в алкогольном же опьянении
решительно невозможно, потому что в этом состоянии
уничтожается единственное проявление чувствительности — движение,
которое притом не может быть сохранено ни в какой части тела
никакими операциями (как это возможно, например, при
отравлении кураре). Единственные вероятные заключения
относительно этого явления состоят в следующем: анестезия кожи идет в
алкогольном опьянении параллельно параличу движения
(основание в вышеприведенном наблюдении); оно обусловливается не
поражением концевых аппаратов чувствующих нервов, а
поражением нервных центров. Последнее я вывожу из того, что по
перевязывании кожных сосудов с одной стороны (концевые нервные
аппараты защищены, следовательно, от отравления) и по
отравлении животного обе конечности одинаково реагируют на равные
раздражения.
Так называемая местная анестезия кожи, производимая
непосредственным соприкосновением алкоголя с кожей, не
противоречит этому.
Теперь остается обратиться к вопросу, возможно ли
результаты, полученные на лягушке, перенести на человека? [Они], в
самом деле, стоят далеко друг от друга. Вопрос этот в сущности
непобедимо труден. Решению его может помочь только аналогия.
Доказано фактами, что кураре, стрихнин, опий и пр. вызывают у
лягушки те же самые функциональные изменения, как и у
человека. Для алкоголя относительно паралича несомненно то же
самое. Притом нерв и мышца у лягушки, нерв и мышца у чело-
54
