дать. Но против этого заявления, что там вдвое больше пьют, чем у нас, я протестую и протестую на основании документов. Статистика говорит, что в Царстве Польском потребляют в среднем 0,39 ведра, а в России больше, 0,80 ведра — именно в два раза больше, но в другую сторону. С такими доказательствами выступать докладчику финансовой комиссии с трибуны Государственной Думы, по моему, не следовало бы, надо брать материалы точные, материалы верные и только их приводить. Далее он еще' указал и много раз цитировал и много раз обращался к этой брошюре,—переданной ему уважаемым бар. Мейендорфом, как докладчиком комиссии о борьбе с пьянством,—вот эта брошюра: .,Пора бы это оставить", и он на нее ссылался с таким большим одушевлением и считался с ея авторитетом, причем говорил, что эта брошюра очень хорошая. Вот что написано в стенограмме {читает)'. „Едва только открыв эту брошюру, я в ней нашел некоторые весьма правильные и глубокия мысли, к которым мы, финансовая комиссия, совершенно присоединяемся". Финансовая комиссия к этой бро шюре присоединилась; но ведь закон-то ими внесен назад тому почти два года, закон этот надо было рассматривать в 1909 г.,—как же комиссия могла делать свои выводы, когда к этой брошюре присоединяется? Докладчик финансовой комиссии на нее опирается, но это издание правительственное, она издается при „Сельском Вестнике". Гг., это опять из того же источника, который до настоящого времени, до сего времени держал народ в невежестве и спаивал его; брошюра никем не подписана, какой-то набор материалов, который не имел ни имени, ни звания. На такие документы опираться и их докладывать нет основания и их не должно быть. Гг., я не буду останавливаться на более мелких возражениях, которые моей речью, докладчика специальной комиссии, безусловно могут быть опровергнуты, но я не могу не указать на то, что бар. Черкасов говорил, а именно, что финансовая комиссия считает неумеренное пьянство народным бедствием, но не считает бедствием умеренное потребление, и задачи комиссии бороться не с пьянством, а с неумеренным потреблением. Но я ждал как
от представителя Правительства, так а от раньше говоривших с этой кафедры и от докладчика финансовой комиссии, когда же они скажут, где эта норма, это количество, которое можно пить, п что не считается пьянством, где начинается пьянство, где кончается умеренное потребление и начинается пьянство. Так как нам этого не сказали и сказать не могли, то эта ссылка — ширма, за которой нужно прятаться в спаивании народа. Нельзя сказать, что мы должны бороться с пьянством неумеренным, так как все знают, что иной пьянеет от рюмки, а другой от бутылки, поэтому нормы быть не может никакой. Но, гг., я не могу еще не указать на следующее положение. Исходя вот из таких доказательств, почти что голословных, одних только рассуждений кругом да около, докладчик финансовой комиссии говорит, что вот „на основании высказанного мной и по нашему заявлению мы округлили по возможности наш законъ" и вносим его на рассмотречие Государственной Думы, но мы признаем за этим законом не пользу для народа, а манифестацию. Нет, гг., специальная комиссия по этому вопросу, особенно работавшая, она от этого закона видит большую пользу для страны, и вот почему: потому что против этой закона, говорившие здесь, кто возражал, кто его критиковал и более или менее резко отвергал его, высмеивал, — это были не крестьяне, это были другие люди, которые живут ва счет крестьян, а сам народ, в лице крестьянства и рабочих, говорил, что мало этого закона и что такой закон необходим. Возражать г. докладчику судебной комиссии я не буду, надеюсь, что это сделает докладчик по специальной комиссии, бар. Мейендорф, так как это касается близкого ему вопроса. Теперь я перейду к возражению, которое я выслушал здесь на наш доклад, т. е. не наш доклад, а более или менее почти целиком, направленное на мой доклад, к возражению Товарища Министра г. Новицкого. Здесь я хочу остановиться подробно на том основании, что в первый раз только мы услыхали возражение от Правительства на наше указание существующого в нашем государстве этого зла. Они до сего времени считали ниже своего достоинства выступать и опровергать наши доказательства, и только теперь, в силу
