— 123 —
Правительство поддерживали в этом деле запрета другие промышлен ники, которые имели теперь большой сбыт своих изделий: трезвый народ стал богаче и стал больше покупать всяких товаров.
Успех противоалкогольной борьбы в Северо-Американских Соединенных Штатах, которая привела к полному запрещению там изготовления, продажи и ввоза спиртных напитков, объясняется в сущности тем, что там одержал победу над алкогольным капиталом капитал, вложенный в другие отрасли промышленности. Для фабрик и заводов, где работа пошла по самому точному распорядку, потребовался трезвый рабочий, который может развить необходимую при конкурренции производительность труда. Дрожащие с похмелья руки и несвежая после выпивки голова—точно и аккуратно работать не могут. Точно так же-для купцов и промышленников нужен трезвый потребитель, который, сберегая деньги, больше тратит их на товары и продукты. Поэтому капитал других отраслей промышленности, главным образом пищевкусовой, поддержал в Америке проведение запретительного закона.
6. Значение советского строительства для дела трезвости.
В нашей стране заложены основания победы над алкоголем, потому что происходящее у нас социальное строительство жизни направлено к тому, чтобы уничтожить эксплуатацию, нищету и невежество народа. При новом строе общественной жизни постепенно складывается у нас и новый быт, из которого изгоняются питейные нравы и обычаи. «Как сейчас ни мрачна алкогольная действительность—с уверенностью можно сказать, что ее победа временная, так как посеяны и уже всходят, пускай медленно, те социальные могильщики, которые ее похоронят»,—пишет д-р И. Д. Страшун («Санитарное просвещение», сборник I, 1925 г.).
Уменьшение пьянства, вызванное новыми условиями жизни, труда и быта, мы уже и сейчас наблюдаем. Бесспорно, что, несмотря на свободу продажи спиртных напитков, число пьющих сократилось сравнительно с дореволюционным временем, особенно в городах, и не только потому, что алкоголь дорог (на алкоголь никогда денег не жалели), но потому, что многие уже избавились от тех обстоятельств, которые заставляли их раньше прибегать к опьянению. Пробудившееся гражданское самосознание заставляет отказываться от алкоголя, нет забитости и постоянно угнетающего чувства зависимости, нет изнурительного труда, появились разносторонние интересы, выросли запросы ума, удовлетворение которых доставляет удовольствие, стало доступно, понятно и тянет к себе культурное развлечение, многие захвачены общественной работой, самообразованием и т.д. Тут алкоголю уже нет места. Изменяется резко и самое отношение народа к потреблению спиртных напитков. Если раньше хорошую выпивку считали своего рода молодечеством, а пьянство
— 124 —
только «слабостью» (про пьяницу говорили: «слабый человек»),то теперь эту «слабость» общественное мнение грудящихся подчас строго осуждает. Выпивка, не говоря уже о пьянстве, считается серьезным проступком со стороны гражданина, занимающего общественную должность, и нередко служит поводом для снятия его с работы. Было бы очень странно и дико слушать теперь, если бы кто-нибудь стал вдруг рассказывать, как он вчера «заложил». «Заложить» -то он, быть может, и «заложил», но только уж помалкивает об этом, а если кому и расскажет, так топотком, да на ушко.
Новый уклад жизни вытесняет алкоголь из привычек граждан, принимающих участие в культурной и общественной жизни страны, оставляя у многих только воспоминания о пьяных днях, как о мрачном прошлом. Там, где дело просвещения еще не затронуло вполне глубин народа, там алкоголь продолжает крепко держать в своем плену народные массы, что мы и наблюдаем теперь, главным образом, в деревне среди крестьян и в городе среди отставшего рабочего населения, которые еще не успели освободиться от пьяной заразы. Ведь эта зараза посеяна долгими веками народного невежества и народного бесправия, она передавалась из рода в род. Но и в крестьянстве лучшие ряды молодежи в своей «кипучей работе строят теперь новую трезвую деревню и изживают дедовские обычаи пьянства.
Недавно на одном московском митинге по алкогольному вопросу молодая крестьянка, только что приехавшая из деревни, говорила, что деревня ждет теперь не водки, а лекторов, агрономов, кооператоров и книг («Рабочая Москва», XI—1925 г.).
