— 100 —
выборов опять следовало обещанное угощение: теперь «обмывают»* нового старшину или старосту.
Обеды с обильными возлияниями устраивались рабочим на фаб-риках, заводах, мастерских по поводу всевозможных юбилеев, именин хозяев, годовых праздников, молебствий и т. д.
Произносились речи, провозглашались здравицы, качали хозяев, старших мастеров... Все это, понятно, должно было притуплять классовое чувство пролетария.
Из всех врогов пролетариата алкоголь—один из наиболее сильных и опасных. Он подрывает материальное блогосостояние рабочего и отдает его в кабалу, он истощает тело рабочего, он держит его ум во власти темноты, невежества и предрассудков, он не позволяет ему разглядеть лицо своего классового врага.
В то же время алкоголь является для бедняка и угнетенного человека источником призрачной радости, которая скрашивает его существование: нет у него радости в действительной жизни—так он видит ее в чаду опьянения; унижен он—так сладостный обман независимости и собственного достоинства он получает в пьяном бахвальстве; нет счастья—так он счастлив в пьяной песне, когда обнимается с своими друзьями или когда с блаженной улыбкой изливает пред ними свой «душу». Алкоголь является той отдушиной, чрез которую совершенно безопасно для имущих классов находят себе выход гнев, горе, обиды и отчаяние обездоленных. Для многих из них без алкоголя и опьянения жизнь была бы невыносимой. Таким образом, алкоголь отвлекает негодующую силу пролетарского возмущения и топит ее в своих мутных и ядовитых потоках. Алкоголь подавляет волю пролетариата к борьбе.
В одной только Москве в последнее десятилетие перед войной вытрезвлялось в полицейских камерах более 60.000 человек ежегодно: то-есть 1 пьяный, вытрезвлявшийся в участке, приходился на25 человек остального населения, включая и грудных детей. Пьяные доставлялись в полицейские участки с улицы в безобразно-бесчувственном состоянии, подчас избитые и изувеченные, потерявшие всякий человеческий вид. «По образному выражению одного из смотрителей—полицейская камера, наполненная опьяневшими, под утро, когда они поуспокоятся, похожа на корзину, наполненную раками. Пьяные, как и раки, лежат в самых неудобных положениях с переплетенными конечностями и телами: голова одного обращена к ногам другого; конечности этого оплетают туловище третьего и т. д. Трудно бывает разобрать, какому туловищу принадлежит голова, рука, нога. Моча, экскременты, рвота одного попадает где придется другому»*)... Так описывал в 1913 году д-р Чарнецкий картину применявшихся в царской России полицейских приемов вытрезвления пьяного народа. Эти 60.000г человек состояли из рабочих и мелких тружеников, так как
*) «Материалы к вопросу об алкоголизме в Москве»—1913 г.
— 101 —
никто из опьяневших представителей состоятельных классов, конечно, в участок не попадал. Такая же картина тогда была и в других городах России. А сколько пьяных лежало по своим углам, сколько их не было подобрано... Понятно, что вся эта армия пролетариата, споенная дурманом «монопольки», была тогда темной и покорной силой в руках капитала.
Всегда и везде наиболее всех страдает от алкоголизма пролетарская и вообще беднейшая часть населения. Нищий, бесправный, порабощенный и эксплуатируемый народ прибегает к крепким и дешевым, быстро оглушающим напиткам, пьет их обычно натощак, на пустой желудок и быстро приходит в состояние тяжелого опьянения. Понятно, такая форма потребления алкоголя приносит и наибольший вред. Поэтому организм пролетариата, истощенный к тому же тяжелым трудом, скудным питанием и антисанитарными условиями жилища, подвергается самому губительному действию алкогольного яда.
Следовательно, алкоголизм сильнее всего поражает пролетариат и среди пролетариата и его детей собирал и собирает свои неисчислимые жертвы.
