II.
Опасное поручение.
Чуть показалась зорька рассвета, дневальный посвистал в дудку и, наклонись над люком в матросский кубрик, прокричал:
— Вставай, умывайся, пошел все на палубу!
А через полчаса боцманская дудка заливалась прихотливыми соловьиными трелями и хриповатый голос проникал во все уголки миноносца:
— Выноси койки на мостикъ!.. На молитву!
Свеже-умытые лица, с неуспевшими еще изгладиться
следами сна, крестились, что-то шепча губами.
— Накройся.. Чай пить!
Кто стоя, кто сидя, группами по несколько человек-команда принялась за чай.
Лейтенант Сергеев подаялся в отличном расположении духа. Во время молитвы он забрался в самую середину команды, набожно крестился, а когда молитва окончилась, то с нескрываемым удовольствием несколько раз повторил:
— Вот и помолились, ребятушки, вот и помолились. Кажись, недельки три на маливались, все трепались по морю... А теперь вот отдохнули » помолились...
Он потирал свои большия красные руки, немножко застывшия и еще больше покрасневшия от свежого утренника. Команда ела хлеб и масло, пила горячий чай, кругом стоял пар от чая, от котла, от теп-
лых людских тел, а командир подходил то к одному, то к другому и, не мешая есть, толковал про отдых и про молитву. У него это выходило естественно и просто, и команде сообщалось его хорошее, жизнерадостное настроение. За эту простоту и сердечность команда главным образом и любила Сергеева.
Терентьев держал в правой руке большую эмалированную кружку с чаем, а в левой ломоть хлеба с маслом и с удовольствием ел. Командир заметил его.
— Что, студент, насыщаетесь? Привыкли к матросскому пайку?
Михаил Семенович хотел ответить, но большой кусок хлеба во рту мешал, и он только сделал неопределенное движение рукой и, улыбаясь глазами, промычал что-то неразборчивое.
Сергеев понял и тоже улыбнулся.
— А вот я не могу. Пробовал привыкать — и не могу... Пью кофе с булками.. Это вероятно оттого, что не было особенной нужды. И кофе, и булки всегда есть, и не к чему, значит, себя насиловать.
— Я ни лишений, ни неудобства от этого не чувствую. Иной раз кажется удивительно вкусно,—ответил Терентьев, справившись наконец с мешавшим куском.
— И отлично, милый мой, и отлично!..
И лейтенант пошел дальше.
Совершенно невзначай в семь часов к миноносцу
