Безсмертный подвигъ. // ж-л Отрезвленіе, март 1914, вып. 3

В начало   Другие форматы   <<<     Страница 7   >>>

  1  2  3  4  5  6  7 8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23  24  25  26  27  28  29  30  31  32  33  34  35  36  37  38  39  40  41  42  43  44  45  46  47  48  49  50 

ким-низеньким табуретом, вся пропитана запахом распадавшогося, потного боцманского тела.

Воздух тяжелой, пахучей, теплой массой давит, делает кожу липкой, заставляет кружиться голову.

Запечатав письмо в конверт и наклеив марку, Терентьев открыл дверь и вышел в кубрик. Даже спертый, насыщенный испарениями воздух кубрика после боцманской каюты кажется свежим. Там и здесь, в повалку, как попало, разложили матросы пробковые матрацы и спят. Иные здорово храпят, другие только посапывают, третьи что - то ворчат, ворочаются. Терентьев осторожно шагает через тела спящих при тусклом свете одинокого масляного фонаря

Вчера и сегодня отдых, команда спит вся, без вахты, даже без дежурного отделения. Только трое дневальных ходят взад и вперед, приглядывая за огнями, оберегая от пожара.

Кое-как Терентьев добрался до трапа и поднялся на верхнюю палубу.

Его сразу же охватило свежестью морозной ночи. Зима еще не совсем уступила свои права весне и по ночам покрывает воду тонкой корочкой льда, морозит и разукрашивает все инеем.

— Напрасно, Михаил Семеныч, раздетый выхо-дишь-то,—раздался тихий и ровный голос подле самого уха Терентьева. Еще не рассмотрев говорившого, он узнал его по голосу

— Что, Мартыныч, дневалишь?.

— Да вот сменяться скоро: сейчас четыре склянки бить буду.

— Неужели два часа уже?

— В аккурат два, без двух минут, только что смотрел. А ты ЯоШТо не спишь, Михаил Семенычъ?

— Письмо домой писал.

Помолчали* Терентьев Засмотрелся на темвое-темное небо. усыпанное далекими, чуть мигающими звездами.

Мартыныч постоял, потоптался; кажется, ему хотелось еще что-то сказать, но почему-то он не решился и пошел бить склянки. Звук судового колокола понесся, резкий, сильный. Терентьев даже вздрогнул, и почувствовал, что ему становится холодно. Но звезды его притягивали. Это—Те-же холодные, бесстрастные звезды, на которые он смотрел дома, на которые, быть может, вчера или сегодня смотрели Леля, папа, тетя Маня. И они вспоминали его, как он вспоминает теперь их, глядя на зеленоватые лучи красавца Ориона.

— Оне нам становятся милее, когда представляют собой единственный видимый предмет, на котором могут встретиться наши глаза, любимые глаза. Почему я не написал об этомъ?—подумал Терентьев и пошел в кубрик спать, решив, что в следующем письме обязательно напишет.



Hosted by uCoz