1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 | |
то без бумаги нельзя было владеть, хотя бы они ее и заняли. Да, господа, больно, горько, но что случилось, не вернешь. Но и с этим все-таки в душе миришься. Ведь мы воевали на окраинах, нас бил народ однородный по своему составу. Кому-то хотелось это сделать... Но как мириться с тем, что наша Государственная власть не могла во время предусмотреть опасности? Почему ора халатно относилась к совершавшимся грозным событиямъ? Почему это прежде, когда мы были в силе, не было на свете государства, которое, предпринимая что-либо против другого, не узнало бы как на это взглянут у нас в Петербурге? Тогда это было естественно: как не уважать такую силу, которая в любой момент могла выставить на. свой границу миллионы войск, а сзади, у которой целые сотни побед, а поражений история России не знаетъ!... Я спрашиваю, как мириться с тем, что могущественная мировая сила, Российский Император, в своем родном Петербурге, в одно скверное время, не мог поговорить даже по телефону, потому что бастовала телефонистка. Вот где была опасность!... Повторяю, Бог проявил великой милость и свое покровительство.—Он не допустил в эту великую смуту до позора, до раздела добрыми соседями нашей Империи... Но. господа, подумайте, как мы дошли до такого положения? По народной пословице, без причины и чир.ш не вскочит... Есть у нас, у одного лучшого поэта, чудное выражение: „прежде, чем бросить в нее приговор роковой, подзовем-ка ее-да расспросим: как дошла ты до жизни такой?" — Рассказ ея не нов: отец ея подъячий, вечно пьяный... Вот где. господа, корень болезни нашей, нашего зла. Я вижу Вы смеетесь? -Смейтесь сколько угодно, а я говорить буду и скажу прямо: все мы пьяны и пьяных били нас. Я глубоко уверен и уверен не почему нибудь, а докажу фактами, что все наше раззорение и весь позор произошли от того, что кто-то узнал средство, которым можно нас привести в столь убогое и безпомощное положение. Побеждать может только сильный человек, потому что только в здоровом теле—--здоровый дух живет. Если наши предки во | всех сражениях с соседями выходили победителями, то это потому, что они были сильны душой и телом. Но за последнее время враги русского народа добились, а какими путями —пусть укажет история—даже чрез законодательство, чтобы народ опоить, расслабить не только тело, но развратить и душу. Чтобы не быть голословным, я вернусь немножко назад, остановлюсь на том периоде, когда мы были грозой соседей. Наши предки, считая со времени Московских Царей, начали подчинять себе область за областью, не только на Юго-Восток, но и на Запад. И если, повторяю, не ходи мы племянниками, давно бы во многих Европейских городах развевалосьбы наше родное знамя. Поэтому, естественно, соседи, по человеческой зависти и опасности, как бы их земли не стали русскими губерниями, в особенности после 1854 года, т. е. Севастопольской кампании, когда вся Европа нам сделать ничего не могла,—стали думать и удивляться... Да как и не удивляться: народ наш серый, неграмотный, необразованный, худой, кожа—да кости, жрет мякину, пьет воду, спит прямо на земле,—а не одолеешь? Наполеон говорил, что русского солдата мало убить, нужно еще и повалить, потому, что он и убитый стоит. Удивляясь этому явлению, наши враги обратились к новой науке— психиатрии, с вопросом: Что же это в русском народе за сила? Стали рассматричать и пришли к заключению, что сила в народе не в высоте роста, не в широте кости, не в упругости мускулов; сила в нем духовная, сила веры, сила нравственности: тщедушный —а пятеро не могут сладить. Стали думать, как его сделать бессильнымъ? Справились с историей и обнаружили, что все великие мировые завоеватели, покоряя страну, спешили распространить в ней вино, которое вытравляло и разрушало все нравственные устои завоеванного народа и—народ обезличивался. Тогда они и решили, что русский народ нужно победить не силой, а отравить вином. Составили план и начали действовать... Сначала им трудно было это делать, тогда было крепостное право. Это было ужасное время, людей меняли на собак, крестьянин работал на себя только три дня в неделю, а остальное на барина. Но барин берег крестьянина, как |