чай и сахар, народ не видит, а мы с него, не скажу, что берем, а дерем, и в то же время поощряем винных заводчиков. Да, гг., подумать об этом надо, надо проснуться и взглянуть на вещи серьезно и здраво. Если мы призваны исполнять велю Государя Императора, рассматривать . госуд. расходы, то мы должны, если хотим представлять народных представителей, поступать по совести; если же мы будем относиться с усиленным вниманием к ассигнованию средств на поощрение винных заводчиков, то нас назовут отделением съезда винных заводчиков. Об этом нужно подумать. (Рукой.)
Теперь, гг., хочу обратить ваше внимание на следующее: у нас имеется закон, который распространяется как на некоторые министерства, госуд. учреждения, так и действует в обыденной нашей жизни. Всякий работодатель, всякий торговец отвечает за убытки, отвечает за причиненный кому либо физический или материальный ущерб своим агентам, которые у него служат и с которыми он имеет дело. И вот вам маленький пример: если какой нибудь работник пошел в хлев, и скотина его там рогами забодает, то хозяин по новому закону обязан вознаградить убыток семье. То же имеется и в железнодорожном ведомстве. Это имеется и в других ведомствах. Я говорю это к тому, что закон тогда закон, когда он одинаково распространяется на всех, а «того я не вижу. Если бы вы, г.г., знали, сколько гибнет народа-от водки, сколько ежегодно спивается, тонет, убивается! На чьей же обязанпости содержать этих сиротъ? Обратите внимание, гг., ведь гибнет хозяин, гибнет работник в семье, остаются безпомощные и беззащитные. Кто же их содержитъ? Содержат родственника, содержат крестьянския общества, частные блоготворительные учреждения, но я полагаю, что закон, который распространяется на других, должен распространяться и на то ведомство, которое является причиной этому. Я говорю потому, что если раньше кабатчики спаивали народ, то они не знали, что спирт яд, они не были химиками, но наше ведомство наполнено образованными людьми, изучающими химию. Я назову великого ученого Менделеева, который работал в этом ведомстве, и они знали,
что алкоголь есть страшный яд, который равен сифилису. Алкоголь и сифилис это яды, которые отражаются на потомстве, и сироты, в праве требовать от правительства вознаграждения, и мы в праве предложить, чтобы эти лица получали вознаграждение за смерть в семье. Вот те цифры, которые находятся передо мной: в 1795 г. умерло от запойной горячки 5895 человек; утонуло в пьяаов виде — 9,165 чел.; умерло с похмелья — 3,277 чел.; убились при падении—8,758 чел.; разбилось о тумбы и фонари (смех) 2,896; повесилось в пьяном виде—834; сгорело— 1,530;—отравилось 375; зарезалось 674; умерло от разрыва сердца 1,252, а всего 34,665 человек пало жертвой этой системы взимания налогов. Скажу больше: если вы обойдете русския деревни и селения и спросите, что у вас на войне кто-нибудь погиб, то поверьте, вы пройдете 9 селений и в десятом найдете убитого на войне, а от водки в каждом селении умерли десятки, сотни сельского населения (Рукоплескания). Разве можно с этим мириться. Но если бы закон одинаково распространялся на винное ведомство, я уверен, что не хватило бы всего нашего бюджета уплатить сиротам, которые являются на русской земле, вследствие существующей системы. (Голос: «Верно!). Повторяю, что это цифры 1895 г., когда пьянство было наполовину меньше. В настоящее время оне должны удвоиться. Теперь, гг., я хочу сказать еще следующее.
Так как на нас лежит обязанность сказать народу правду, перед высоким собранием и перед Государем, я не могу не высказать своего личного мнения о той системе, которая применяется нашим правительством для взимания налогов с населения. До чего довели страну, гг.? Я живу 42 год, многие живут много больше, помнят лучшия времена, помнят и крепостное право! Было ли тогда такое положение, которое существует теперь? Где сила народа? Где достатокъ? Где совесть? Где душа? Прежде один другому верил на честное слово, а теперь? Теперь, когда вы читаете газеты, что вы видите? Чем оне наполнены? Вы читаете каждый день—повесился, удавился, отравился, там бомбу бросили, там квартиру разграбили, там имение выжгли, там поезд ограбили. Скажу больше. Если вы возьмете газет-
ную литературу за 7—8 лет, то, что вы увидите в отделе хроники? Сначала жгли солому, сено, хлеб, потом амбары, потом имения, потом разграбили леса, а потом выжгли Белосток. Где гарантия, что это не пойдет дальше, что не будут поджигать целые города, что не запылает пожаром вся Россия? Об этом надо подумать. Говорят, что настало успокоение, но это успокоение опасное. В массе народа скрыто недовольство. Я укажу вам ва следующее: го» ворили, что в этом может быть виновато бессилие власти. Я с этим согласиться не могу. Я заявлял отсюда, что террор, который существует в некоторых слоях общества имеет в своем основании ИО проц., а 90 проц. это последствия всесильно царствующого кабака.
Если вы посмотрите, чем наполнена наша современная печать, то вы увидите описания таких преступлений, что становится прямо страшно за себя. Я напомню вам, что в газетах сообщалось, как пьяный сын раскроил за целковый череп своей родной матери. Вы видите ли не каждый день насилия над девушками, даже над детьми. Вы видите пьянство в семье, в школе—нет уголка, куда бы не проник наш кабак. Поэтому система, которая ведет страну к гибели и вырождению должна быть осуждена нами, народными представителями. Если мы этого не сделаем, мы не выполним нашего обязательства перед народом, перед страной. Если бы подсчитали, что стоит это стране! Я не буду утруждать вас цифрами, буду просить вас выслушать меня, когда буду читать свой законопроект. Теперь я буду краток, я обращу ваше внимание на то положение, в котором мы находимся. Ведь от налогов, гг., никто не отказывался, все мы налоги платим, и я хочу вас спросить, кто из вас застрахован и от хулиганства и насилия, кем охраняются ваши семьи? Ведь в стране в настоящее время царит не право, а царят хулиганство и разбои. Если вы подсчитаете, сколько стоит вооруженное охранение нашим городским управлениям, то вы увидите, например, что в Самаре есть и явная и тайная полиция, стоят казаки, есть целая бригада войск всех родов оружия, но что же мы видимъ? В Самару приглашены с
разрешения начальства, кажется, 30 черкесов. Что же это значитъ? Разве это нормальное положение? Возьмите любое имение, любого землевладельца: у кого из них нет лезгин или черкесовъ? Что же это за положение? Разве это успокоение, усмирение, покой в стране? Мы приглашаем охранителей подобно тому, как наши предки приглашали татар, но, гг., ведь болезнь может всосаться так, что мы врага не отличим от своего. Если подсчитать расходы на содержание усиленных охран и стражи, которые мы несем, получится целый миллиардъ! Ведь если исключить эти расходы государства через Шинистерства Внутренних Дед, Юстиции, Военное, то удалось бы избежать убытков, на которые не хватит никакого бюджета. Мне очень хорошо врезались в память слова Достоевского. Я постоянво с глубоким уважением читаю Достоевского,—это было в 60-х гг. и то, что случилось, было тогда им предсказано. Если вы возьмете на себя труд, а это следовало бы народным представителям, и прочтете сочинение ^Бесы», то вот, что он там говорит устами своего героя: — Слушайте, мы сначала пустим смуту, торопился ужасно Верховенский поминутно схватывая Ставрогина за левый рукав.—Я уже вам говорил: мы проникнем в самый народ. Знаете ли, что мы уж и теперь ужасно сильны? Наши не только те, которые режут и жгут, да делают слкаснческие выстрелы или кусаются. Такие только мешают. Я без дисциплины ничего не понимаю. Я ведь мошенник, а не социалист, ха-хаи Слушайте, я их всех сосчитал: учитель, смеющийся с детьми над их Богом и над их колыбелью, уже наш. Адвокат, защищающий образованного убийцу тем, что он развитье своих жертв и, чтобы денег добыть, не мог не убить, уже наш. Школьники, убивающие мужика, чтобы испытать ощущение, наши. Присяжные, оправдывающие преступников сплошь, наши. Прокурор, трепещущий в суде, что он недостаточно либерален, наш, наш. Администраторы, литераторы, о, наших много, ужасно много, и сами того не знаютъ! С другой стороны, послушание школьников и дурачков достигло высшей черты. У наставников раздавлен пузырь с желчью; везде тщеславие размеров непомерных,
