ком, то не сможет купить себе квартиру или тем более дом, не сможет на „честную” зарплату приобрести машину с гаражом, ездить с семьей на юг в отпуск, путешествовать по другим странам и т. п. И на сэкономленные деньги все равно купить нечего: на руках у населения и так скопилось свыше 200 млрд. рублей, не покрытых товарной массой. Старая поговорка „Пей, не пей, — однова живем!” все больше трансформируется в несколько измененную — „Пей, не пей, — одинаково живем!”. Во всяком случае, пока человек замечает, что это не совсем так, он уже заключен в крепкие объятия алкоголизма.
Второй коммунистический „вектор алкоголизма” действует во всех слоях населения. Советские люди на каждом шагу принуждены лицемерить, бояться начальства, становиться стукачами, предавать, поступаться своими принципами и идеалами; одним словом, „жить по лжи”. И это не единичные случаи, как в свободных или даже полусвободных странах, а — система. Алкоголь же дает иллюзию освобождения от мучительных внутренних вопросов, иллюзию товарищеской солидарности, наконец, иллюзию смелости. Так уж повелось, что сегодня пьяным прощаются даже антисоветские высказывания, за которые трезвых наверняка привлекли бы к ответственности. Пьянство стало отдушиной, „экологической нишей”, эликсиром смелости, индульгенцией за совершенные и будущие грехи. Никакой наркотик ни в какой другой стране не несет и доли столь ответственных функций.
Усиленная „дебилизация страны” есть следствие не только количества потребляемого алкоголя на душу населения. Важен еще возрастной и структурный состав алкоголиков. Кто становится алкоголиком в других „пьющих” странах? Это обычно потерявшие жизненные ориентиры пожилые мужчины (много реже — женщины), которые и не думают больше заводить детей. А если это молодой человек, то ему крайне трудно найти партнершу, которая пошла бы на риск родить от него ребенка. Если начинает пить молодой отец семейства, то его жена будет всячески остерегаться нежелательной беременности, тем более, что в нормальных странах это, в отличие от Советского Союза, несложно.
Здесь проблема алкоголизма переплетается с другой, крайне важной социальной проблемой — сознательным планированием семьи. Борьба с „дебилизацией” не может быть успешной, пока советская женщина будет лишена естественных для сегодняшнего мира условий, позволяющих подходить к вопросу рождения ребенка продуманно, с минимальным риском напороться на генетическую или алкогольную катастрофу. В СССР нет для этого необходимого комплекса — ни всестороннего сексологического воспитания, ни доходящей до самых глухих углов системы письменных и устных консультаций, ни специализированного врачебного контроля, ни широкой гаммы противозачаточных средств и методов и непрерывных новых поисков в этом направлении. Если советская женщина опасается родить неполноценного, „алкогольного” ребенка, то дилемма перед ней весьма узкая: либо надеяться на „авось пронесет”, либо разрушать свое здоровье бесконечными абортами.
Обеспечение нужного комплекса условий, оберегающих здоровье матери и будущего ребенка, должно было бы стать первоочередной задачей. Но у тоталитарной сверхдержавы нет для этого свободных денег: противозачаточные средства — это ведь не предметы первой необходимости, как, например, баллистические ракеты или глушительные станции...
Подобно рода „закрытые” документы адресованы, по сути, высшему партийному начальству „для принятия мер”. За рубеж они попадают если не случайно, „по недосмотру”, то в явном расчете путем „зарубежного ажиотажа” усилить давление на тех, от кого зависят конкретные решения. Этой же цели служит и своеобразие аргументации, в частности, сравнения с другими коммунистическими странами. Так, в публикациях ряда экономических семинаров в качестве положительных примеров указывались результаты венгерских реформ. В известном докладе Т. Заславской неоднократно в качестве образца для подражания упоминались высказывания болгарского генсека Живкова. И в данном документе промелькнуло сравнение с Китаем, — разумеется, коммунистическим. В подобных сравнениях — алиби от возможных обвинений в том, что авторы порбчат социалистическую систему как таковую. („Вот, мол, в других соцстранах с данной проблемой дела обстоят гораздо лучше, чем у нас”.)
Что тут можно сказать? Конечно, национальные традиции играют немалую роль. И, например, в России или Польше всегда пили больше, чем в Румынии или Китае. Так что 1985 ПОСЕВ № 3 43 | сравнивать эти страны по абсолютным показателям или последствиям не совсем корректно: надо бы и для Румынии или Китая знать их „кривые роста”. Возможно, они тоже достаточно круты.
Главное же в другом. Авторы формулируют вывод четко: „Пьяницами мы стали только в последние 15—20 лет”. И это не случайно: именно I960—70-е годы — годы полного разочарования, крушения бытовавших надежд на здравые экономические реформы, на демократизацию или хотя бы либерализацию режима. Строго говоря, с другими соц-странами ситуацию можно будет сравнивать, когда они сравняются с нами по стажу социалистического идиотизма, медленно, но верно переходящего в идиотизм генетический.
Но, может быть, господство безысходности и ощущение полного тупика в других соцстранах не будет столь длительным? Примеры Венгрии или КНР обнадеживают. У миллионов людей в этих странах, в первую очередь, у крестьян, вместо утопий и фиктивных деклараций появились реальные цели
— лучшее средство борьбы с алкоголизмом. Одни уже сельскохозяйственные реформы на уровне китайских, без всякого сомнения, нанесли бы мощный удар по той „алкогольной разрухе”, которая торжествует в советской деревне, — увы, не только в сибирской.
Такой же психологический „натяг” и во „внутренних” сравнениях. В среднеазиатских деревнях „полно всякого добра” лишь по сравнению с нищими среднерусскими деревнями. И то, что там „почти не пьют”, — полемическое преувеличение. Пьют, и все больше. А война в Афганистане, без сомнения, дает еще дополнительный толчок и алкоголизму, и наркомании.
Конечно, национальные и религиозные традиции еще предохраняют среднеазиатские и закавказские народы. Антиалкогольные заповеди ислама возникли не случайно: алкоголизм в условиях жаркого климата — это верный путь к вырождению и исчезновению нации. Но коммунистическая система расшатывает и разрушает даже очень прочные традиции, особенно когда она берется за дело, засучив рукава. В песне „Летела жизнь в плохом автомобиле” герой Владимира Высоцкого весьма образно рассказывает о новых — советских! — традициях чеченцев, непьющих в прошлом мусульман:
Мы пили все, включая политуру,
И лак, и клей, стараясь гниль сболтнуть.
Мы спиртом обманули пулю-дуру,
Так что ли умных нам не обмануть?
Пьем водку под орехи для потехи,
Коньяк — под плов с узбеками
(по-ихнему — пилав). В Норильске, например, в горячем цехе Мы пробовали пить стальной расплав.
Да, на Юге пьют меньше, чем на Севере, на Западе — меньше, чем на Востоке (а как же пьют на Северо-Востоке!). Но причины нищеты не трлько, а может, и не столько в этом. Сравнительное (весьма!) благосостояние тех же среднеазиатских сел и деревень — результат в основном того, что можно назвать „солнечной рентой”: спекуляции овощами, фруктами, вином, цветами. В условиях вечного советского дефицита эта спекуляция внеконкурентна и беспроигрышна. В то же время, потенциальные преимущества собственно России — большое удельное количество земли на каждого человека, изобилие вод, рек, озер, лесов, богатая фауна, богатейшие запасы полезных ископаемых — все это Система перемалывает в ничто. В условиях здоровой экономики, при равном уровне организации производства, все эти факторы, несомненно, дали бы большие преимущества российскому Северу перед перенаселенным Югом. Что, собственно, видно на примере других регионов мира: „солнечная рента” никак не компенсирует южанам вышеозначенные плюсы северных стран.
Поэтому зависимость, о которой пишут авторы исследования, не столь одназначна. Да, нищета есть безусловное следствие „развитого алкоголизма”. Но и алкоголизм — тоже функция стойкой нищеты. Особенно, если никакого выхода из этой нищеты не видно.
И, наконец, третий „проклятый” вопрос русской интеллигенции — „что же делать?”. Академик Ф. Углов и другие социологи и токсикологи страны, профессионально занимающиеся вопросом алкоголизма, выход видят только в „сухом законе”. И к этому можно лишь присоединиться.
Издержки „сухого закона” совершенно очевидны: бурный рост самогоноварения, огромное количество паразитирующих „посредников”, необходимость жесткой борьбы с этими двумя категориями „спаивателей”, для чего нужно существенно увеличить ми-, лицейский аппарат (состоящий, кстати, тоже из людей пьющих...). Но другого выхода нет. Все паллиативные способы борьбы с „разви 44 ПОСЕВ № 3 1985 |