— 1515 —
треть иначе на употребление его, как на употребление яда. Кто стал бы кроме врачей рекомендовать употребление ядовитых веществъ? И кто взялся бы доказать, что хроническое самоотравление,—этим именем можно только назвать умеренное употребление спиртных напитковъ—это выражение свободы самоопределения, раз это вредно отзывается не только на потребителе, но и на его потомстве? Но оставляя в стороне ошибочность принципа умеренности, спросим, каким путем он был бы осуществимъ? Ответа на этот вопрос мы не получим, потому что понятие умеренности слишком неясно, неопределенно, растяжными. Каждый при этом сам себе мера и масштаб. Чего оиному много, того другому мало для достижения предела умеренности опьянения. Ребенку, слабой женщине достаточно полрюмки, у „закаленного в бояхъ" и от „аршина*4 не закружится голова. С которой рюмки, или с которого стакана начигнается пьянство, может всякий определить лишь только тогда, когда он уже переступил границу умеренности, попал в неумеренность. Осуществляйте такую умеренность! К тому: нриучите-ка алкоголика-пьяницу к такой умеренности! И скажите, как охранять слабых характером людей, увлекающихся умеренным употреблением алкогольных напитков далеко за пределы допускаемого, огь постепенного перехода периодического злоупотребления к хроническому. Тут вся мудрость умеренных распадается в прах и они должны признавать: пьянице и слабому характеру поможет полное лигиете их возможности предаваться наслаждениям вина.
Но, возражают мне: это люди ненормальные, неустойчивые; что обязательно для больных, к тому нельзя принуждать здоровых. Конечно! Да только „слишком-то здорово" здравие, которое лично не в состоянии отказаться от стакана пива. или глотка вина, но в то же время требует для других полного отречения от того же?! Какое доверие можно иметь к такой умеренности? У кого из слабых она может возродить веру в возможность самообладания, веру в осуществимость господства над самим собою!
Нетъ! такая умеренность не только не огашючнщ не только неосуществима, но и миома. Опасна в особенности молодому поколению своим примером. Можно смело утверждать, что большая часть пьющих, научилась этому не с валяющихся на улице пьяниц, вызывающих сожаление и отвращение, а с солидных господ, разрешающих себе ежедневно дообеденную рюмку, или даже реже — вь праздничных случаях, в кругу товарищей и друзей. Если эти господа настолько блогоразумны, что не дают малолетним вина, то по их морали совершеннолетнему взрослому этого никто запрещать не может. И как же молодому человеку не пользоваться этой нривилегией „взрослого4-человека! Кому не хочется быть мужчиной во всех отношениях. Без сомнения, такой принцип, считающийся с личными наслаждениями, не обращающий внимания на других, не знающий
— 1516
будущого, живущий только данному моменту, — такой принцип не в состоянии организовать народи, масс. Ведь на такой же точке зрения стоять в настоящее время и представители алкогольного капитала, в интересе которых лежит возможно больше сбывать своих произведений. Если кому-нибудь приходилось читать воззвания пивоваров на западе, обращенные к публике как противовес агитации трезвенников-абсолютистов, то вы удивляетесь, как тут прославляют умеренность. К тому стоит только припомнить, чем кончилось первоначальное трезвенное движение в Германии, отказавшееся только от водки. Оно утонуло в потоках пива, которые с тех пор разлились по т*сей стране.
Так же бессильна была пропаганда трезвости и у нас, среди эстонцев, пока к участию в обществах трезвости допускались и умеренные. Недоверие, вызванное этим к серьезности стремлений обществ и по сие время не преодолено.
Организовать широкия массы в состоянии лишь идеал, отвечающий жизненным инстинктам их. Таков только принцип полного воздержания. Цель его—освобождение человечества от алкогольного самоотравления, парализующого высшия духовные и нравственные силы человека, уничтожающого жизнь уже в его зародыше (А. Foul), поглощающого миллионы запасного труда, капитала, причиняющого столько бедствий. Во имя выздоровления, возрождения человеческой расы, требуем мы полного воздержания. Это не только право каждого, но и его нравственный долг по отношению к себе и к другим. Жизнь—это не собственность отдельного индивидуума, нет: она достояние всего человечества. Поэтому долг каждого увеличить, усовершенствовать, а не расточать ее. И если он в сознании этого совершенно откажется от алкоголя, то таковое действие является выражением действительной свободы, а не пустой фразой, которой умеренные прикрывают свой слабость, свой зависимость.
II. Исходя из этого, общества трезвости само собой не могут оставаться спокойными зрителями алкогольных опустошений, а примутся за пропаганду своих идей. Это в наших условиях, где организация грандиозных антиалкогольных демонстраций и митингов под открытым небом, любимых в свое время в Англии, является неосуществимой, достигается легче и прочнее всего разъяснением вреда алкоголя путем литературы, устройства народных чтений, докладов и т. д., они обратятся к здравому смыслу и к здравым чувствам народа. Разъяснение истины об алкогольных напиткахъ— это первая их задача. Конечно не всякому обществу издавать книги и свои журналы. Это посильно лишь многолюдным организациям и союзам объединяющим отдельные общества уезда или губернии. Отдельное общество может при этом довольствоваться ролью посредника и комиссионера.
Таков опыт эстонских обществ трезвости—трезвенная литература на эстонском языке заметно стала расти не только