-1431 —
столько пьян, что И. пришлось прибегнуть к помощи швейцара и дворника, чтобы усадить его иа извощика. И., заплатив изво-щику деньги вперед, приказал ему доставить седока в д. № 30 но Можайской улице. Однако, непонятным образом пьяный К. в 9 час. веч. оказался блуждающим во дворе какого-то дома на углу Бронницкой улицы и Клинского проспекта. Выведенный дворником за ворота, он, сделав 2 шага, упал среди мостовой. Случившийся тут околоточный приказал отправить пьяного в Московскую часть, причем на помощь был позван еще дворник, так как пьяный сопротивлялся. В участке он был водворен, как водится, в „пьяную камеру" и на следующий пень утром был найден здесь голым, в бессознательном состоянии. Фельдшер полицейского дома определил у него „упадок силъ" и отправил в Обуховскую больницу. Принятый в больницу „с явными признаками побоев и других насильственных действий44, К., не приходя в сознание, в тот-же день умер. На вскрытии оказалось, что все тело покойного покрыто было ссадинами, кровоподтеками и царапинами от ногтей; 5 ребер было переломано; в костях черепа — трещина. По заключению экспертов, царапины на горле указывали на попытку сдавить его, а перелом ребер мог произойти от надавления, напр., коле-нами. Из опроса 127 (!) пьяных, заключенных одновременно с К., установлено следующее. Один (легковой извощик) видел, как некоторые из арестованных, обратив внимание на чистую одежду К., приняли его за старшого дворника, с него стащили рубаху и стали бить по лицу. В особенности отличался некий Богданов, который налетал на лежавшого и бил его кулаками и ногами по спине и лицу, вскакивал на бока и давил его, а затем, „для оживления" жертвы, мочился ему в раскрытый рот и приглашал к тому-же товарищей: „а то околеетъ!" Богданов требовал оть присутствовавших молчания, угрожая в противном случае разделаться и с ними. Привлеченный в качестве обвиняемого Богданов ни на предварительном следствии, ни на суде виновным себя не признал. По его словам, дело было не совсем так. Брошенный на нары, К. сполз на пол, несколько раз подползал к двери, за которой сидел сторож, и просил напиться, но сторож всякий раз отшвыривал пьяного ногой вглубь камеры и не давал ему воды. Ночью его, действительно, били, но главным действующим лицом был какой-то часовщик, который бил К. резиновой шиной, неизвестно откуда появившеюся. Опрос многочисленных свидетелей мало осветил самое преступление, но зато пролил достаточно .света на мрачный угол полицейского дома, именуемый „пьяной камерой4*. В камеру эту, с площадью 7X3 арии., заключают до 40 человек. Освещается она слабым светом керосиновой лампы, повешенной не в самой камере, а в корридоре, так что и этот скудный свет проникает туда через дверь. „Человека трудно рассмотреть тамъ",—говорил один свидетель; „все представляется в виде безформенной массы4*. В это тесное и скверное ломе-
— 1432 —
щение люди сваливаются, как скоты, и находятся под надзором весьма сомнительных 2—3 нижних полицейских чинов, которые боятся даже входить в самую камеру. И сюда-то приводятся пьяные, подобранные на улице для того, чтобы оградить жизнь оть всяких случайностей. Возмущающую душу картину дает показание свидетеля, К., главного обвинителя Богдапова. Прежде всего свидетель заявил, что он страдает падучей; напившись до безчувствия, он очнулся в камере. 3 буяна приподняли его, разорвали на нем рубашку и, увидав крест на серебрянкой цепочке, со словами „ты — крещенный?" сорвали его, а его, свидетеля, оттащили на другия нары, где он очутился близ избиваемого К. и мои. видеть все издевательства над ним. „Ты — дворник с Баскова переулка? это ты не пускал меня войти?" неистовствовал один буян, в котором свидетель признал потом Богданова. Истязаемый даже не кричал, он только один раз глухо крикнул „караулъ!" ').
Правосудие восторжествовало: присяжные признали Богданова виновным, и суд приговорил его к каторжным работам на 4 года.
Защитник Богданова выразил уверенность, что настоящее дело, проникнув в печать, сделаеть, быть может, то, что подобные мрачные трагедии, напоминающия страницы „Записок из мертвого дома", но происходящия не в глухих углах Сибири, а в центре цивилизованного мира, более не повторятся.....
Виновный понес наказание, общественная совесть удовлетворена. Но камеры для вытрезвления остались в прежнем виде, а потому не переведутся в них и Богдановы. Общество и печать снова забудут о „вытрезвляемых при полиции", пока новое преступление не взбудоражит опять общественного сознания. А подобные преступления, можно быть уверенным в том, не заставят себя долго ждать: все условия для них на-лицо!
X.
Никто, конечно, не станет оспаривать, что положение лиц, находящихся в состоянии острого алкогольного опьянения, безпомощно, что нынешнее „призрение" их в полицейских домах ужасно; все признают это, а затем переходят, как говорится, к очередным делам, и все остается по прежнему. Такое равнодушие в значительному числу пьяных, а именно, к хроническим алкоголикам, еще . понятно со стороны лиц малообразованных, не понимающих, что „пьяница", „пропойца", а в особенности „запойный"—больные люди. Нужно, однако, всегда помнить, что и хронический алкоголизм излечнм, что эти „пьяницы"—отцы и как-ни-как кормильцы своих семейств, а потому серьезное попечение о них составляет общественный долг и, пожалуй,
J) „Новое Время", 3 октября 1904 г.