- 1012 -
Мало-по-малу усердие пасторов под влиянием такого враждебного отношения Консистории и церковных патронов к движению антиалкогольному ослабевало, пока совершенно не улетучилось.
Итак, инсинуациям и интригам всемогущих владельцев винокуренных заводов и корчмарей удалось задушить гуманное и доброе дело отрезвления народа и борьбы с страшным народным бедствием, с алкоголизмом.
Корчмы росли как грибы по мере роста блогосостояния и материальных средств крестьян хозяев, ремесленников и батраков. Везде, где обыкновенно собирался, стекался народ открывались корчмы-кабаки не с целью служить проезжим и сообщению деревен с городом, а исключительно для размножения мест распивочной продажи нитей — спиртных напитков и пива.
Корчмы были при каждой мельнице, при каждом имении, при каждой церкви, при домах волостных правлений и волостных судов, буфеты корчмарей красовались на всех ярмарках, на всех выходах в зелень (saluma balles) буфеты с спиртными напитками успешно функционировали при каждом обществе: буть это певческое, блоготворительное, вспомогательное, ремесленное, земледельческое, спортивное или какое-либо другое. Корчмы особенно любили перекрестные пункты, большия дороги, но не брезгали и сельскими дорогами, везде и повсюду они расплодились и осели, покрывая как громадная, не разрываемая паутина весь Прибалтийский край. В Лифляндии приходится на 10,000 верст всего 1.657 корчем, значит на каждые б1/* верст одна корчма. В Курляндии в 1889 году было 1.186 корчем, в Лифляндии в том-же году 1.912 корчем, а в Эстляндии 491 корчма, всего в Прибалтийском крае 3.589 корчем. Попадались 3 корчмы на I1/* версты, например, в Инскюльской волости. В Курляндии, например, по дороге от Бауска в Ми-таву через имение графа Шувалова: Руенталь, до введения винной монополии приходились на 44 версты 16 корчем, значит, почти на каждые две версты одна корчма, но дороге из Бауска в Гробин до судейского шоссе на 30 верста приходились 16 корчем, по дороге из Бауска в Грос-Экау на 21 версту ИО корчем, по Бауско - Шенбергской дороге близ Бауска на
3 версты 4 корчмы. Около Дурбенской кирки, Курляндской губ., Газенпотского уезда, только несколько шогов от нее стерегли и ловили богомольцев 4 корчмы, да вдобавок несколько шинков, у Грос-Роопской церкви (кирки) красовались тоже 4 корчмы, у Аллфндорфской кирки функционировали 3 корчмы, тоже число у Уббенормской и у Кокенгузенской кирки. Я могь-бы еще привести примеры, но достаточно отмеченных.
Что такое громадное множество корчем не нужно было для надобностей проезжих и путешественников не подлежит ни малейшему сомнению. Корчмы служили но преимуществу умножению доходов владельцев дворянских вотчин, богатейшого
— 1013 —
сословия Прибалтийской окраины. Их ежегодный доход приблизительно определялся в 600,000 рублей, извлеченных из экс-плуатаций народного порока. После введения в Прибалтийском крае монопольной продажи водки, число корчем, правда, очень понизилось. Но нельзя сказать что в той-же пропорции уменьшились доходы собственников дворянских вотчин. Так как этот вопрос не входит в мой задачу, то я ограничусь только несколькими данными.
До введения винной монополии в местечке Шенберге (Курляндской губернии), которое принадлежит барону Корфу были
4 корчмы, содержатели коих платили помещику в год 4.200 руб. Теперь, после закрытия, торгуют только в одной корчме, при которой тот-же корчмарь содержит как-бы особый склад для напитков (для того вероятно, чтобы аренда за корчму не показалась слишком высокой). За эту корчму теперь плотят помещику 3.000 рублей, за склад ири корчме 500 рублей, а за остальные пустующия три корчмы платят аренды 900 рублей, итого за те же корчмы получается доход 4.400 рублей, т. е. на 200 рублей более, чем прежде до введения монополии. В имении Грос-Экау (Бауский уезд, Курляндской губ.) до введения винной монополии в имении были 3 корчмы и платили 1.500 руб. в год. Теперь в имении работает только одна корчма, но корчмарь нлотит 2.000 рублей аренды в год, вдобавок за пустующия корчмы получается особая наемная плата. На естественно возникающий вопрос, не было-ли введено Правительство в заблуждение, когда постановило выдать помещикам громадное вознаграждение за закрытие дворянских корчем, предоставляю ответить каждому слушателю.
Наконец, не могу не упомянуть о явных и замаскированных попытках прибалтийских вотчинников, выхлопотать себе открытие закрытых Правительством корчем. На сколько мне известно, эти попытки, слава Богу, редко_двенчались успехом. Крестьянские волостные сходы в большинств^~случаев высказывались и высказываются против открытия закрытых корчем. Народ мало-по-малу приходит к убеждению, какой страшный яд распространяют корчмы.
Чтобы мои заключительные слова о том громадном зле, об отвратительных язвах, порожденных корчмой в народном организме, не показались преувеличенными, я приведу свидетельства местных пасторов, всецело зависящих от милости прибалтийских юнкеров-владельцев вотчин и прав церковного патроната.
Пастор Витрок (написавший прекрасную книгу о антиалкогольном движении в Прибалтийском крае) пишет про корчмы. ,, Лошади стоят запряженными, не покрытыми и привязанными перед корчмой при дожде, мятели и морозе, между тем, как в корчме безпутное общество богохульными речами и грубыми шутками, разгоряченное водкой и пивом, напивается до безумия, оно забывает свои обязанности и растрачивает свои тяжело, заработанные деньги.