— 393 —
дали бы возможности признать привычное пьянство присущим всему народу, оне с рельефностью бы указали, какия группы заслуживают в этом отношении внимания общества и показали бы, что алкоголизм развивается в определенных классах населения и указали бы прямой путь к борьбе с ним. Из сказанного, признаваемого нами вполне бесспорным, путь этот ясень. Алкоголизм социальный грех, и борьба с ним возможна одна—путем социальных реформ. Вспомним приведенные группировки—в городахъ—безработная нищета, фабричный рабочий люд, в сельских местностяхъ—сельская нищета, безземельное крестьянство. Эти категории потребителей, частью алкоголики, частью идут но пути алкоголизма. На этот путь толкает ихъ— их бедность, скорее нищета, их темнота, безправие. Они идут на этот путь от безпросветного горя, от отчаяния, от нравственного безразличия, которое является следствием их темноты. Они пьют для того, чтобы на мгновение отрешиться от своего унижения, от своей забитости, чтобы хотя путем самообмана выроете в своих собственных глазах. Алкоголь для них необходимость, это нее равно, что удар кнутом для измученной лошади, и отнимите его сегодня совсем у этого люда и завтра он начнет одурманиванья новым ядом. Алкоголизм это следствие и борьба с ним должна быть направлена против его причин. Всякая же борьба, оставляющая в стороне без внимания эти причины—-безцельна, не нужна и прежде всего не искренна.
Что же предлагает для покорения пьянства Государственная Дума, где центр тяжести ея мерѴ? Он не направлен в сторону причин алкоголизма, оне обходятся совершенным молчанием и меры Государственной Думы чисто внешния. Оне меняют обстановку потребления, но не меняют самого характера. Будет ли казенная лавка в этом месте или в другом, откроется ли она в 7 часов или в 9, дадут ли вино в ней в крупной или мелкой посуде, все это решительно не может искоренить нашего, пьянства, не может повлиять на отрезвление тех классов, которые неминуемо ири существующих условиях своей жизни должны стать алкоголиками. Предлагаемые Государственной Думой меры, во всяком, случае не меры для лечения зла, имеющого значение общественного недуга, находящогося в прямой и исключительной зависимости от хозяйственно-политических условий современной жизни. Ими можно, может быть, скрыть зло с поверхности, но кто поручится, что скрытое с поверхности, это зло не разревется и не укрепится еще более...
Первая мера Государственной Думы это увеличение емкости посуды для продаваемых нитей с V200 ведра до %/20. Как мера борьбы с неумеренным потреблением крепких напитков, мера эта заключает в себе логическое противоречие. Я, будущий алкоголик, слабый, безвольный человек, мне надо выпить, мне было бы достаточно одной двухсотой, но мои попечители—Государственная Дума—дает мне в руки сразу двадцатую. Отопью ли я из нея одну двухсотую, или постараюсь уничтожить
— 894 —
всю двадцатую—ответь, я думаю, для всех ясен. Чем больше будет количество зараз отпускаемого вина, тем неравномернее и неумерение будет потребление напитка, который для многих в самом себе уже таит известную приманку. Для борьбы с неумеренным потреблением прямо логически нужно раздробить возможно мельче количество зараз отпускаемых питей, необходимо создать новую единицу Ѵ40о> или даже Ииш, уничтожить всю крупную посуду, начиная с 1/40 и тем затруднить всякое обращение нитей... Довод в защиту увеличения емкости посуды—у комиссии Государственной Думы один,—вот что мы читаем в объяснительной к законопроекту записке.—„Бедняку достаточно иметь в кармане несколько конеск, чтобы купить бутылку в
1 /2оо в°ДРа> которая в большинстве случаев выпивается натощак, часто на улице. Увеличение посуды затруднит отдельным лицам приобретение водки и поведет к сокращению уличного пьянства". На это скажем,—бедняку Ваша двадцатая не даст нужного ему обеда, сейчас натощак он выпивал двухсотую; при вашем же законе он также натощак будет выпивать из двадцатой но крайней мере сороковую. Уличное потребление казенного вина, правда, исчезнет, но не исчезнет уличное пьянство.—потребители мелкой посуды разбредутся по трущобам, где к их услугам найдется вино в любом количестве, найдется и компания, в которой так легко застрять и из которой можно выйти только пьяным. Разве можно будет бороться с этими трущобами, когда оне создадутся самой жизнью, которая сильнее всякого закона, но если даже допустить возможность этой борьбы, то возможна ли борьба на почве закона с домом, с семьею, куда всякий потребляющий вино должен будет нести свой двадцатую. Сейчас потребители сотых и двухсотых выпивают их или на улице, у лавки, или на фабрике, в мастерской во время обеда, а когда вносят их в свой семью, то выпивают их целиком сами, так как им нечем делиться с другими членами семьи. Мелкая посуда заставила потребителя до некоторой степени отделиться от компании, обособиться-*—ты выпил, а для другого у тебя нет ничего. Эта обособленность в потреблении крепких напитков, достигнутая мелкой посудой, несомненно служила противодействием неумеренному потреблению, к которому склонен всегда слабый человек. Она составляет заслугу казенной продажи питей и незачем разрушать этого блогого последствия реформы.
Увеличение емкости посуды своими последствиями коснется только города; сельския местности и сейчас потребляют только в крупной посуде и мера эта для них является безразличной. В городах же она может вызвать сокращение душевого потребления. Между казенной лавкой и потребителем она создаст посредника, ассигнуемъ^! на вино деньги принесут уже меньшее его количество и средняя душевая может пасть, но от этого вред, приносимый алкоголем, не уменьшится, а скорее увеличится. Каждый привык опьяняться определенным образом, и подо-