действующия средства, и, очевидно, эти средства существуют, так как мы видим целые массы детей курящих табак и пьющих водку. И вот тут возникает другой вопрос: как могло случиться, что эти несчастные дети очутились в таком положении, что их судьбой никто оказывается не заинтересован, что вокруг их не стоят ангелы хранители, которые-бы оберегали их от всех зол и напастей, и от всех врогов, покушающихся на умерщвление их души и тела? Неужели Бог и природа оказались только для человека так жестоки, несправедливы и немилосердны, что только его одного предоставили воле случая и рока. Не буду говорить о том, как охраняют свои произведения: писатели, поэты, художники, садовники, огородники, хлебо-иашцы и т. д., а скажу о самом маленьком и глупом создании курице, или птичке, как оне охраняют и берегут свое произведение детенышей, как оне в защиту их храбро и отчаянно вступают в борьбу с врогом во сто раз сильнейшим их и руководит ими в этом случае не чувство наживы, как у других творцов, а исключительно одна только материнская любовь. А у людей? неужели у них отнята и эта радость жизни и этот ангел хранитель, самоотверженная любовь матери? ИИочему-же мать не стоить неусыпно, как недремлющее око, на страже интересов своих детей, ночему-же мать человека не скажет своим детям: не прикасайтесь к водке, это яд, это дурман, от которого человек сходить с ума и наживает мучительные болезни и черные неприглядные пороки! почему она не поставить в глазах детей все питейные заведения на ту же точку страха и презрения, на которой стоить тюрьма, каторга и виселица? Отчего она не убрала с глаз детей все пьяные оргии и вакханалии и не устранила из детской колыбели, домашняго очага винный запах. Разве она не понимает что в этом гибель ея детей? разве она меньше предана своим детям, чем крошечные птички?
Я, как мать и как поверенная женских сокровенных тайн в звании акушерки, могу ответить и за себя, и за других матерей на все эти вопросы, нетъ! Бог и природа вовсе не обидели человека они и ему дали такую-же самоотверженно-любящую мать, как и животным. Они так-же поручили ей воспитание детей и поставили ее на страже детских интересов, и мы, матери, видим все, как гибнут на наших глазах дети, как расставляются для них ловушки и капканы, как разъедают их всевозможные язвы, как к ним постепенно прививаются всякие болезни и пороки, как разлагаются и помирают их душа и тело. Но что-же мы можем сделать? разве мы свободны как птички? Нетъ! мы закованы в цепи безправия, на наши уста наложена вечная печать молчания, т. к. нет места, где-бы женщины могли отстаивать свои интересы, мы унижены, наши руки связаны, пути нам все заказаны; мы обезличены. Мы есть и нас нетъ! Дети видят свой мать, но не придают ея авторитету никакого значения, так как сама она безпомощна,
— 534 —
как связанный воин на поле битвы. Но этому они и не прячут свои головы под крылья матери. Что может сделать мать в таком положении, а в особенности, когда ей приходится бороться даже и не с врогом или разбойником, от которого можно избавиться посредством правосудия; а со своим мужем, отцом своих-же детей, против которого она совершенно обезоружена церковью и законами. Теперь напрашиваются сами собой такие вопросы.
Что-же представляют из себя отцы но отношению к детям, заинтересованы-ли они личностью детей так-же, какт> и матери и иочему-же матерям приходится воевать с отцами своих детей? т. к. па всем протяжении нашей необъятной родины существует безчисленный ряд таких домашних очогов, которые нельзя назвать иначе как застенки, из которых только и могут выходить всевозможные уроды и палачи разбойники. На эти вопросы отвечать за отцов я не берусь, из нежелания очутиться в таком-же положении, в каком очутились мужчины, взявшия на себя роль ответчиков за женщин, так как оказалось, что женщины очутились обманутыми, оклеветанными и обыгранными мужчинами на всех пунктах жизненного поприща. Но тем не менее эти вопросы наводят на некоторые размышления и предположения. Если отцы не заинтересованы своими детьми, то зачем-же им понадобилось втираться в область распорядков семейной жизни и вставать там в качестве уполномоченных и неограниченных владык, а если заинтересованы, так-же как и мать, то кроме безумия в их действиях усмотреть ничего нельзя. Предположим, господа, что мы заинтересованы приобретением хорошей картины, или хорошей нары сапогъ? Поручим-ли мы тогда их выполнение дворнику или кузнецу? Схватим-ли мы первого попавшогося на дороге человека, что-бы с плетью в руках загнать его в мастерскую, и заставить работать себе картину или сапоги, а ведь ничего нет легче, как таким именно способом получить дешевую вещь, только вопрос, какова будет эта вещь? Мне кажется, что и объяснять не приходится, что строители жизни именно так и поступили с самыми главными стадиями отправления человеческой жизни: рождением, воспитанием и религией. Взяли плеть, да и загнали женщин в мастерскую для произведения и воспитания детей, так-же поступили и с религией „вот вам храм, стой и молись без рассуждений44. Мог-ли бы заинтересованный воспитанием детей человек, устроить по отношению их, целый ряд таких нелепостей, как те, которые поставили во первых производительные функции матери в такия условия жизни, при которых ея силы и организм не развиваются и укрепляются, а наоборот расслабляются и разрушаются, и мать теряет всякую возможность награждать детей физическим здоровьем и мощью, во 2-х ограничивать, притуплять и убивать в женщине все моральные и умственные способности и свойства, вместо того, что-бы постоянно работать над их развитием и усовершенствованием,