— 485 —
бурном разгуле, хочется всем этим пожилым, заслуженным и именитым людям, громко, на всю обширную Русь крикнуть: остановитесь и одумайтесь, стыдно и позор вам за то, что вы лучший день в жизни молодежи и отравляете ядом ии оскверняете alma mater. Какой ужасный культа почтения вы создаете во имя alma mater. Где же тут блогородное чувство и уважение к ней, к ея профессорам и студентам. Вы справляете тризну по юношески чистому прошлому и в то же время позорите и оскверняете блогородное чувство к alma mater, где вы впервые, в ея стенах вступили на путь широкого и свободного духовного развития. Этот день объединения учащейся молодежи со всеми бывшими в университете, должен быть истинным праздником просвещения, во имя общих академических и научных интересов. Только этими интересами и должна жить учащаяся молодежи,, о них вспоминать с чувством живейшого удовлетворения более зрелое поколение, не потерявшее среди всяких жизненых испытаний окончательно веру в осуществление своих юношеских идеалов. В такия минуты, когда забываются обычные жизненные невзгоды и вспоминается молодость с ея верой в возможность всеобщого счастья, непоколебимым убеждением в мощность своих сил, безконечной энергии своей деятельности для блага всего человечества,—петь места для пьяного разгула, позорящого блогородную идею праздника!..
В эти дни следует всегда вспоминать слова нашего маститого писателя Л. Н. Толстого: „Люди эти предавались тому, что иначе нельзя назвать, как безобразное пьянство, и среди этого безобразия радуются на самих себя и соболезнуют о непросвещенном народе... Что сильнее—то ли просвещение, которое распространяется в народе чтением публичных лекций и музеями, или та дикость, которая поддерживается и распространяется в народе зрелищами таких празднеств, как празднество 12-го Января, празднуемое самыми просвещенными людьми России?.. Пора понять, что просвещение, не основанное на нравственной жизни, не было и никогда не будет просвещением, а будет только затмением и развращениемъ".
Многие и очень многие из юношей вошли уже во вкус трактирной жизни. Туман винных паров отрывает их от семьи и бросает в объятия проституции. Ум и душа иомрачаются, они делаются распущенными, чувственными и .тупеют, и что всего ужаснее, блогодаря этим винным нарам, заражаются венерическими болезнями.
Необходимо разоблачить некоторые назревшие вопросы, надо договариваться до истины, кричать,—и о чем нужно было давно кричать, везде, повсюду, на всех перекрестках, кричать—о гибели наших детей. Порок пьянства детей и юношей, общого разгула и разврата, дейстительно кричит по ночам на улицах, сияет в окнах домов, залитых электрическим светом, ресторанах, кафе-шантанах, театрах, везде, повсюду заражая воздух. Но все это прикрыто или скромными названиями развлечений для
— не
детского и юношеского возраста, или деловыми именами, или наконец в семьях-—замалчиванием в гимназиях и школах разговорами на ушко.
Не то безнравственно, что кричит, а то,—что скрывается под другими кличками.
Смело можно сказать, что большинство матерей в душе дрожать за своих сыновей, и если подмечают что-либо, то всячески стараются уверить и успокоить себя ложью, что это только так кажется.
Конечно, правильная семья много значит, но много ли у нас правильных семей. Мы слишком часто закрываем на все глаза и уверяеми» себя, что все у нас обстоит блогополучно. Ничто не причиняет нам столько вреда, как наш противоречащий разуму и фактам инстинктивный оптимизм, заставляющий нас преимущественно останавливаться на жизнерадостных явлениях.
Современное нам общество мучается элементарными страданиями от тех страшных болячек, которыми так богата наша жизнь, это—кружащаяся в пространстве огромная больница.
Чтр может быть ужаснее пьяных детей. Это громадной величины язва на месте нашего общественного организма. Надо лечиться и устранять причины, создающия столько погибших и нравственно искалеченных детей.
Детская смертность и преступность.
Детская смертность на ряду с туберкулезом и проституцией принадлежит к мучительным наболевшим язвам, главной своей тяжестью падающим на рабочий класс населения. На этой триаде ярче всего подчеркивается классовая рознь, отделяющая имущих и неимущих. Кто умирает, главным образом, от туберкулеза? Рабочий, запертый с юных лета в душных, грязных мастерских, не имеющий возможности во время остановить и излечить страшную болезнь. Кто пополняет кадры проституции? Сестры, жены, дочери тех же рабочих, вынужденные искать в этом позорном промысле тех денег, которые ей не платят за ея труд. Чьи дети мрут тысячами, миллионами не достигнув даже и года? Дети тех же рабочих, дети того же неимущого класса. На детской смертности эта вековая несправедливость подчеркивается особенно выпукло. В 50 губерниях Европейской России умирает ежегодно слишком 1.200,000 детей, не доживши до года, и можно смело сказать, что миллион детей падает на неимущий класс населения. Смертность среди детского населения в Петербурге растет от центра к периферии, так как именно там на окраинах находятся рабочие кварталы, где ютится бедный люд. В Париже по муниципальной статистике смертность в рабочем предместья равняется 26%, а в Елисейских нолях она понижена до 2%. И это отмечается повсеместно. Эти 24% вызываются причинами устранимыми, лежащими исключительно в