— 346 —
люцию о необходимости для успешной борьбы с пьянством, укрепления в народной школе религиозных устоев.
Председатели, доктор М. II. ИИовгородцевъ—по наивности ли или по хитроумию своему,—нашел нужным баллотировать резолюцию в расчлененном виде и отдал на пропятис саму истину, поставив на баллотировку глубоко возмутительный вопрос: нужны ли религиозные основы в школе (для борьбы с пьянствомъ?). И „товарищи", давно уже взявшие верх на этом Съезде, конечно, решили, никаких религиозных устоев в школе не нужно не только для борьбы с пьянстмом, а и вообще.
При таком безбожном постановлении члены Съезда из духовенства не могут продолжать совместную работу на Съезде и будут- вынуждены отрясти прах от ног своих и удалиться со Съезда.
Событие сколько глубокоприскорбное, столько же и полезное: оно открыло воочию духовную ноготу работающей в обществах трезвости интеллигенции.
Вот они, эти двигатели народных развращающих увеселений, под флогом народной трезвости. Сделав такое безумное постаг новление, Съезд выдал себе аттестат идейного политического охмеления до полной невменяемости (5/и ИО).
II далее продолжает освещение резолюции Съезда.
Противоалкогольный Съезд закончился страшным скандалом. Сей „Всероссийский Съездъ" представителей огь земств, городов и различных „просветительных обществъ", объявил, что из воспитания народа должна быть изъята религия, а когда более умеренные элементы умоляли допустить в воспитании хотя бы нравственные принципы, Съезд большинством голосов решил исключить и нравственность.
Без религии и нравственности—вот девиз, но которому прогрессивные представители городов, земств и „просветительныхъ" обществ предполагают вести воспитание народа, если только счастливое стечение обстоятельств сделает их господами положения.
Без религии и нравственности—вот какой рецепт народного воспитания предложил Съезд; народ не будет пьяницей, не будет преступником, если имя Христа будет изглажено из его сознания, если его будут воспитывать в убеждении, что нет ни порока ни добродетели, ни Божьяго суда, ни вечной жизни. Таково решение Съезда. Здесь нет недомолвокъ—все ясно как день.
Без религии и нравственности!—Согласится ли с этим даже и равнодушный к религии человек, если он не враг русского народа? (8/и ИО).
Ставя инцидент в вину рабочим, „Гражданинъ" между прочим дает весьма характерную оценку событию.
„Когда читаешь в газетах отчеты о заседаниях собравшихся толковать о пьянстве и о борьбе с ним людей, тогда сознаешь, что, действительно, этому Съезду другого названия, как пьяный
- 347 —
Съезд, дать нельзя ибо, во-первых, он поражает отсутствием трезвого взгляда на вопрос, а во-вторых, почти все обращаются с вопросом как пьяные, шатаясь во все стороны.
Характерных проявлений пьяного настроения Съезда было не мало. Так, явился вопрос в устах одного члена—о необходимости Съезду обсуждать, куда девает правительство доходы с питейной монополии; затем явился вопрос, заданный другим членом, о необходимости, по поводу питейного дела, преобразовать весь государственный строй,—причем в обоих случаях ораторы, предлагавшие эти непредвиденные темы на обсуждение Съезда, не только удивились заявлению председателя, что эти вопросы к делу не относятся, но даже окрысились и оскалили зубы, как-будто оскорбленные.
Но самым характнрным и крупным проявлением пьяного состояния этого Съезда был бешеный, так сказать, ураган оппозиции, разыгравшийся в зале заседания, когда, после обсуждения вопроса о влиянии школы на уменьшение пьянства, был прочитан проект но этому вопросу резолюции Съезда. В нем высказаны были следующия слова: школьное образование с усилением в нем религиозно-нравственных устоев.
Все это глупо, жалко, смешно и грустно.
Но на этом Съезде обнаружилось нечто более грустное.
Нам дано было увидеть, услышать и убедиться, что появившиеся в числе ораторов рабочие, увы—носители тех же самых чувств и мыслей, какия ими были проявлены пять лет назад, в печальном 1905 году.
И если я об этом говорю, то делаю это потому, что не могу припоминая то, что было, не поставить в связь факт, что эти рабочие с 1905 года не изменили своего образа мыслей и своих чувств, с фактом, что за эти же пять лет ни на иоту не изменилось положение рабочих.
На ком же лежал долг исполнить Государеву волю? Разумеется, на правительстве, и именно на Министерстве торговли и промышленности. А между тем, там за эти пять лет раздавались речи о рабочем вопросе, но на деле воля Государя, проникнутая любовью к рабочему люду, доселе не осуществлена.
И, вспоминая это, я задаю вопрос: не с иной ли речью или, вернее, не с иным ли настроением души явился бы рабочий на Съезд о пьянстве, если бы в его душе было впечатление от свято исполненной воли Государя относительно рабочихъ? Закрыть Съезд не трудно, закрыть рабочим, явно неблогонамеренным, уста тоже легко; но есть нечто по отношению к ним лучшее, это—открыть рабочим путь к отрадному созерцанию осуществления их надежд. Это—лучшее потому, что тогда изменившееся настроение большинства рабочих закроет уста дурно настроенным рабочим прочнее, чем всякая полицейская мера. Они побоятся большинства своих (Ю/и ИО).
Закончим строками из органа печати, которого вопрос ка-