— 313 —
В глухом уголке Сибири, при приходе, священником устраивается „Общество трезвости". Как только работа общества начинает развиваться, оно уже взято под подозрение высшим духовным начальством. На общество жертвуют деньги — из епархии приходит предписание записать их в церковные суммы потому, что по уставу общества, в случае закрытия, его средства переходят церкви! И долгую борьбу должно вести общество, во главе со священником, прежде чем разрешается пожертвованные ему деньги занести в собственные книги! В этой борьбе не чувствуется разницы между священником, интеллигентом и заурядным прихожанином. И когда отец Булдыгин в актовой зале Университета рассказывает о злоключениях его скромного начинания, ему единодушно рукоплещут все присутствующие! Когда скромный пастырь Мелитопольского уезда горячо и искренно повествует о том, как из 10-тысячной паствы, ему, при самом ревностном сотрудничестве земского учителя и земского врача, удалось сделать активными членами общества трезвости около 500 человек,—он вызывает дружный отклик сочувствия во всех присутствующихъ—от остзейского барона до рабочого, числящогося эс-декомъ! II во всех речах, кто-бы их ни произносил, чаще всего, повторяю, звучит одна нота... лекции стесняют, затрудняют и запрещаютъ"; „собеседования в школе затруднены"; „беседы устраивать не безопасно"; „общества трезвости заподозрены и нередко закрываются"! По посреди десятков указаний подобного рода лишь редко-редко слышатся ссылки на какия-нибудь трения и столкновения так-сказать внутренняго характера, на какую-нибудь взаимную вражду и тормозящий антогонизм местных деятелей. О, я не настолько легковерен, чтоби.и думать, что этих трений нетъ! Конечно они существуют и мешают работе; но все, слышанное и виденное на Съезде, заставляет меня думать, что эти внутренние тормози местных антогонизмов, рождающихся на почве сословных, политических, партийных и т. и. противоречий, далеко не являются на местах непреодолимой преградой к общей работе. Напротив, именно на ней, т. е. на повседневной работе, на практике нередко подают друг-другу руки самые противоположные элементы, и между ними даже возникает особое чувство солидарности, вырастающее на почве общого неудовольствия, даже общей вражды всему тому, что давит и мешает работать откуда-то извне, издалека, из „губернии" или из Петербурга!
Но если такия ноты звучали на Съезде „с местъ", то самый Съезд, скажут мне, был совсем не таковъ! Он был полон вражды и всевозможнейших „обозрений". Виданное-ли дело, чтобы с одного Съезда, после страстных стычек и дебатов, ушли по очереди три общественных группы: духовенство, чиновники, рабочие! Да, они по очереди ушли! Но позвольте спросить, когда-нибудь раньше видели вы в России такой Съезд, на котором дружно сошлись (хотя-бы только сначала) и только-что упомянутые и многие другие общественные элементы? Много-ли вы
— 314 -
насчитаете Съездов, где на ораторской кафедре сменял-бы профессора волостной старшина, епископа—рабочий эс-дек и казанского черносотенника—рижский латыш-интеллигентъ? И могла ли первое такое собрание обойтись без резких трений? Очевидно, это было-бы невозможно даже и при нормальных условияхъ! Но нужно-ли говорить что Съезд работал на такой почве, которая способствовала нарастанию всяких конфликтов до-нельзя! Начать с того, что официальный президиум не отличавшийся ни чуткостью, ни особым тактом, ни высокой авторитетностью, с самого начала и сам был напуган и ежеминутно пугал всех члецов, напоминая, что „Съезд надо беречь", что Съезд могут закрыть! Затемъ—внезапное снятие докладов (впоследствии вновь разрешенных), слухи об арестах некоторых рабочих, подготовлявших материалы к Съезду в профессиональных союзах, неопределенные опасения новых арестов (оправдавшияся уже после Съезда), наконец — обособленная, но непрестанно устрашающая фигура чина полиции, которая, глядя по оратору и речи, то настораживается и приближается к кафедре, то от нея удаляется. Можно-ли спокойно работать при таких условияхъ? Нет, обстановка работы положительно инервировала Съезд до последней степени! И только этой нервностью, искусственным обострением и—этого нельзя не отметить—отсутствием необходимых чуткости, находчивости и такта у попавшого в весьма трудное положение президиума должно объяснять наиболее резкия и, с известной точки зрения, печальные эпизоды Съезда. (30/1—10).
Перейдем к голосам из другого лагеря и начнем с органа, который никто не заподозрит в сочувствии оппозиции.— „Голос Правды44 говорит: несмотря на вмкия тревожные предсказания и эксцессы, противоалкогольный Съезд закончился без внешняго воздействия—за окончанием намеченных работ.
Крупная задача, поставленная Съездом, живое участие в нем всех слоев русского общества, представителей правительства и даже иностранных делегатов, выдвинули этот Съезд на первое м^есто в ряду прочих, происходивших одновременно с ним.
Едва-ли надо распространяться о том, сколь необходима борьба с алкоголизмом и что Первый Съезд, направленный к определению для этого путей, естественно, должен был встретить общее сочувствие и внимание. Надо признать, что в конечном итоге противоалкогольный Съезд установил первоначальные вехи предстоящей серьезной борьбы с пьянством. Те резолюции, которые вынесены на Съезде, послужат исходными пунктами для дальнеиЬпей работы существующих организаций, а также, и для работы будущого намеченного через 2—3 года очередная Съезда но борьбе с пьянством. Эти резолюции, не имея конкретного практического значения в том смысле, что оне не могут быть преподаны к обязательному исполнению, в то же время будут иметь тем не менее важное агитационное значение среди масс