— 482 —
ности, то система казенной продажи вина нанесла существенный ущерб делу отрезвления народа. До введения винной монополии сельския общества с каждого питейного заведения, открытого частным лицом, взимали известную годовую плату в размере от 20 до 50.000 р. Деньги эти шли на удовлетворение различных общественных нужд, а в последнее время исключительно на народное образование. Насколько велики были эти питейные доходы, видно из того, что в одной Пермской губ., по свидетельству представителя губернской земской управы, население лишилось целого миллиона рублей, получавшогося раньше сельскими обществами с виноторговцев. А Пермская губерния беднейшая по количеству питейных доходов. Выходит, стало быть, что население утратило возможность расходовать на культурные нужды, которые давно вопиют об удовлетворении. И народное одичание подвинулось вперед, невежество лишь укрепило свои позиции, а пьянство при этих условиях процветало ко вящшему успеху фиска.
Опыт с винной монополией потерпел полное крушение. Истинный смысл питейной реформы был слишком ясен для всякого непредубежденного наблюдателя русской действительности. Но творцы реформ и их приспешники торопились изливать свой безмерную . радость по поводу победы, одержанной в России над крупнейшим социальным злом нашего времени. Дело доходило до умилительных объяснений. Гр. Витте особенно интересовался распространением при посредстве винной монополии церковного пения и получил за это одобрение от К. П. Победоносцова, который сказал графу Витте, что «вот, если через питейную монополию, в конце-концов, Россия в церквах запоет, то это будет одной из величайших вещей, которую можно в ней сделать».
Вскоре после введения винной монополии (в 1897 году) опубликованы были отзывы о ней, о ея влиянии на народную нравственность и народное блогосостояние губернаторов и архиереев. Похвалы, как и следовало ожидать, сыпались, точно из рога изобилия. Оказалось, что «блогодаря монополии крестьяне стали сразу зажиточнее», что «реформа в корень
— 483 —
уничтожила прежне зло», что «вовсе не стало мотыг-пьяницъ», что «мрачное состояние населения начало просвещаться с учреждением казенной продажи питей», а «в семьях воцарились мир, тишина и взаимная любовь», что, словом, «скорбные явления народной жизни отошли в область печальных воспоминаний».
Проходит несколько лет, и в 1901 году отзывы о казенной продаже питей звучат уже далеко не так однородно— похвально. Истина была слишком очевидной, чтобы ее можно было затушевать словами, и губернаторы и архиереи не могли, конечно, называть открыто белым то, что в действительности было черным. В отзывах 1901 года нет огульных похвал, а заметно некоторое смущение. Винная монополия уже повинна и в развитии уличного пьянства, и в шинкарстве, пустившем глубокие корни в русской деревне, и в растлевающем влияния алкоголя на семью, и в лишении сельских обществ средств, необходимых на удовлетворение культурных потребностей. Никто и не думает уже доказывать, что народное блогосостояние повысилось, блогодаря казенной продаже вина. Но очень многие авторы отзывов говорят о необходимости устранения причин пьянства,—народного голодания, невежества,—которых винная монополия вовсе не коснулась, «Необходимо развитие самосознания масс в интересах борьбы с пьянством, а не изменение внешняго порядка торговли», таков вывод из многочисленных отзывов, которые давались властями и общественными деятелями в 1901 году.
Отвернулись все от винной монополии, отвернулись ея былые творцы, отвернулись ея официальные друзья, отвернулись те, которые обязаны были ее воспевать в угоду власти. И теперь уже мало найдется людей, которые спорили бы против следующого положения, горячо отстаивавшогося Д. Н. Бородиным. «В нравственной и финансовой стороне дела могут заключаться самые серьезные противоречия, и степень этих противоречий определяется тем, какую роль играет питейный доход в государственном бюджете. Если этот доход составляет только доход подсобный, если он играет роль