— 481
организма. Это предположение не совпадает с современными научными взглядами. Правда, очистка вина от вредных примесей бесспорно улучшает его качество, но и в самом чистом виде своем, — в виде разбавленного этилового спирта—вино, за самыми незначительными исключениями, не перестает быть напитком, вредным для организма. Если бы зло, которое носит название алкоголизма, зависело исключительно от действия вредных примесей, то, без сомнения, очистка вина была бы радикальным лекарством от этого зла. Но это далеко не так. Алкоголизм развивается не только у тех, кто пьет сивушную водку, но и там, где потребляется тонкое, очищенное, ректификованное вино. Вред больше всего зависит от количества напитков и еще больше от их концентрации. Между тем наш главный напиток водка представляет 40° концёнтрацию, и исключительное почти употребление водки в России является главной причиной алкоголизма в нашем отечестве».
Насколько гигиеническим представляется новое очищенное . вино, пущенное в обращение, доказывается тем фактом, что число смертей от опоя после введения казенной винной монополии резко возросло, поднявшись приблизительно с 48 до 60 на каждый миллион выпитых ведер (т.-е. на целых 25%). И не помогло ни видимое значительное сокращение числа распивочных заведений, ни повышенная строгость репрессий, ни усиление надзора, ни замена прежней сивухи чистым, свободным от всяких примесей вином. Увеличение числа опойных смертей приходится относить на счет увеличения крепости спирта, пущенного в народное потребление. Монополия, следовательно, не только не улучшила положение вещей, она не только не обезпечила здоровья потребителей, но она пустила в продажу более вредный, более концентрированный яд. действующий быстрее и гораздо более разрушительно.
Таким образом, винная монополия в отношении борьбы с пьянством не сделала ровно ничего. Фискальным интересам монополия служила верную службу, но, если признать, что пьянству, как социальному бедствию, должно быть противопоставлено развитие культуры и общественной самодеятел-
— 482 —
ности, то система казенной продажи вина нанесла существенный ущерб делу отрезвления народа. До введения винной монополии сельския общества с каждого питейного заведения, открытого частным лицом, взимали известную годовую плату в размере от 20 до 50.000 р. Деньги эти шли на удовлетворение различных общественных нужд, а в последнее время исключительно на народное образование. Насколько велики были эти питейные доходы, видно из того, что в одной Пермской губ., по свидетельству представителя губернской земской управы, население лишилось целого миллиона рублей, получавшогося раньше сельскими обществами с виноторговцев. А Пермская губерния беднейшая по количеству питейных доходов. Выходит, стало быть, что население утратило возможность расходовать на культурные нужды, которые давно вопиют об удовлетворении. И народное одичание подвинулось вперед, невежество лишь укрепило свои позиции, а пьянство при этих условиях процветало ко вящшему успеху фиска.
Опыт с винной монополией потерпел полное крушение. Истинный смысл питейной реформы был слишком ясен для всякого непредубежденного наблюдателя русской действительности. Но творцы реформ и их приспешники торопились изливать свой безмерную . радость по поводу победы, одержанной в России над крупнейшим социальным злом нашего времени. Дело доходило до умилительных объяснений. Гр. Витте особенно интересовался распространением при посредстве винной монополии церковного пения и получил за это одобрение от К. П. Победоносцова, который сказал графу Витте, что «вот, если через питейную монополию, в конце-концов, Россия в церквах запоет, то это будет одной из величайших вещей, которую можно в ней сделать».
Вскоре после введения винной монополии (в 1897 году) опубликованы были отзывы о ней, о ея влиянии на народную нравственность и народное блогосостояние губернаторов и архиереев. Похвалы, как и следовало ожидать, сыпались, точно из рога изобилия. Оказалось, что «блогодаря монополии крестьяне стали сразу зажиточнее», что «реформа в корень