— 382 —
себе невесту в корчме; если он женатый и хочет изменить жене, то поищет себе блудницу в корчме. Корчма— сваха и сводница. Излюбленное место прелюбодеяния, обыкновенное место грехопадения молодой девушки и молодого парня, растлевательница общественных нравовъ».
И, несмотря на знакомство с темными сторонами корчмы, сельское население прочно держится за это учреждение. Оно питает его общественные инстинкты, оно дает радости жизни, которых нет в окружающей действительности, оно дает необходимые развлечения, которых жаждет изголодавшаяся душа.
Но послушаем самих рабочих. Они сами в своих ответах на опросных листах, рассылавшихся при производстве различных анкет, выясняют значение невозможности удовлетворять свои духовные запросы и роль безправия в качестве могучих факторов алкоголизма. Проф. Озеров в своей книге «Горные заводы Урала» указывает на те ужасающие размеры, какие приняло пьянство среди рабочих уральских заводов. В Верхотурском уезде, в котором числятся заводы Богословские, Нижне-Тагильские и целый ряд других при окладе земских сборов в 125,4 тыс. руб. и недоимок их в 127 тыс. руб., было выпито водки за один год на сумму 3179 тыс. руб. На душу это составляет приблизительно 13 р., а на семью из 5 человек — 65 руб. Но таковы средния цифры. В самом Верхотурье расходовалось на водку на каждую душу населения по 29 р. 88 к., в Нижне-Туринской волости по 40 руб. 30 к., т.-е. на семью из 5 человек расходуется на водку по 201 р. 50 коп. «Если бы по такому масштабу, — говорит Озеров, — пило водку все российское население, то нашему министру финансов можно было бы спать спокойно: по винной монополии в казну поступило бы тогда не 700—740 милл. руб., а до 5 миллиардов 600 миллионов руб. Следовательно, мы далеки были бы от бюджетного дефицита».
Сами рабочие старались выяснить автору вышеприведенных строк причину усиленного потребления ими спиртных напитков. «В дни получки денег,—говорили рабочие,—а
— .383 —
в особенности, если эти получки бывают пред праздниками, мы бежим к виннод лавке, как точно на пожар. Для нас и праздник не в праздник, если мы не успеем захватить вина, а потому, чтобы не опоздать, мы, грязные, только что вышедшие из завода и ничего, что усталые, бежим, перегоняя один другого, и выстраиваемся у винной лавки, как точно солдаты, в длинные, предлинные ряды, и стоим так целые часы, как нищие на паперти, дожидаясь, когда подадут нам бутылку или полбутылки вина... Мы пьянствуем и в праздник и в будни: пьянствуем и дома и на заводе за станком или у верстака.
«Да, мы—пьяницы. Но вот вопрос: как же нам быть нфпьяницами-то? Мы хоть и пьянствуем, а все-таки иногда подумываем, что пьянство наше—дело нехорошее, не мешало бы нам его и бросить, не мешало бы нам, пьяницам, поучится уму-разуму, но вот беда, подучиться-то нам негде. У нас так мало начальных школ, целые сотни наших детей ежегодно остаются за дверями школы. У нас всего на все только две библиотеки, да и тем что-то не везет, то их закроют и перетрясут все, что ни есть, то опять позволят им существовать, то опять закроют. Если возьмете вы во внимание, что в нашем селении живет до 40 тыс. человек, то вам легко будет судить о том, может ли удовлетворять наши культурные потребности одна библиотека, да и та далеко не богатая книгами, из которых мы бы могли почерпнуть необходимые для себя знания. Что касается чего-либо в роде народного университета, так его у нас и в помине нет. Рабочого клуба, театра, в котором можно было бы поставить хоть любительский спектакль, у нас тоже нет. Говоря короче, нам негде подучиться, негде отдохнуть в свободное от работы время и негде повеселиться по-разумному: мы живем как дикари. Помнится нам, что когда-то, в доброе старое время мы гуляли по саду, слыхали там кое-какую и музыку, бывали раза два-три в театре, который у нас тоже был когда-то. Но вот на нашу беду у нас еще давно как-то стали поговаривать, что к нам будто забралась какая-то крамола: начальство наше испугалось этой