— 351
счастья и наслаждений». И в том же духе высказывается Эффертс, — крупный экономист и врач. «Культурные удовольствия,— говорит этот автор, — являются в жизни наших трудящихся недосягаемым идеалом. Жилища малы, грязны и жалки. Их атмосфера действует разрушительным образом на здоровье обитателей. Обстановка до нельзя плачевна: нет мебели и белья, нет книг и газет. И я никогда не удивляюсь, когда я на ряду с этим вижу наполненный бокал вина, который с удовольствием осушает утомленный труженикъ».
О том, насколько жалка жилищная обстановка трудящихся, говорить не приходится. Обратимся к деревне, где, казалось, так много простора. И здесь крестьянство и сельско-хозяйственные рабочие ютятся в жалких лачугах, требующих постоянно возбуждения извне и забвения. Скученность в помещениях, отводимых для сельско-хозяйственных рабочих, царит невообразимая. Там, где удается вычислить количество воздуха, приходящогося на одного человека, оно оказывается 2/3, Ѵз и Даж^ Ѵ4 куб. саж. Д-р Тезяков сопоставляет жилища рабочих с помещениями для животных, и получается вывод далеко не в пользу первых. «Во многих помещичьих экономиях, — говорит он, — можно любоваться разными просторными помещениями для лошадей, волов и коров, помещения для которых содержатся с редкой чистотой, и на ряду с таким идеально-чистым помещением для экономических животных помещения для экономических рабочих являются образцом антигигиэнической неряшливости».
О той же самой вопиющей жилищной нужде сельско-хозяйственных рабочих говорит и Е. Варб. «Помещений для временных рабочих, — рассказывает этот автор, — нигде не существует. В течение всей недели живут они исключительно в поле. Нет ни одного владельца, который позволил бы им хоть раз переночевать в хуторе, хотя бы в ненастное, и, следовательно, нерабочее время». Но и постоянные рабочие не могут похвастать роскошью и удобством отведенных для них помещений. «На хуторе М. Х-а спе
— 352 —
циально для сезонных рабочих сделана землянка—-помещение в высшей степени тесное и неудобное. Плохо устроенная и расположенная в середине печь невыносимо коптит. Кухня, хлебопекарня и столовая находится в одной и единственной комнате, по бокам которой тянутся низкия нары, устланные соломой, тряпьем и детскими пеленками. Нары так плохи и неудобны, что рабочие не пользуются ими, предпочитая спать прямо на полу, где набросано грязное сено, что бы «не пачкался пол и не ели бы блохи». Воздух — даже в летнее время—крайне спертый, удушливый от дыма и вонючий от гниющого, немытого детского тряпья».
«С какой завистью, — продолжает свое безотрадное повествование Е. Варб, — рабочие должны смотреть на обстановку, которой во многих экономиях пользуются лошади». Вот описание конюшни на хуторе 3-а: «Экономия эта в своих заботах о лошадях превосходит все другия в заботах о людях. Конюшни весьма поместительные, светлые, чистый воздух, неиспорченный, блогодаря хорошо устроенным скатам для экскрементов. Подстилка под лошадей ежедневно кладется свежая, а старая убирается и отвозится от экономии на приличное расстояние».
Как не бежать рабочему от той ужасной жилищной обстановки, которая его окружаетъ? Какия силы в состоянии удержать его от злоупотребления спиртными напитками, раз он вокруг себя видит одну только грязь, вечно вдыхает вредные ядовитые испарения и полон постоянно одного лишь недовольства и жажды забвения? Наемный батрак готов, куда угодно уйти от давящей его среды, не то, что в кабак, который кажется ему раем, но даже в тюрьму. Люди, хорошо знакомые с жилищной обстановкой сельско-хозяйственных рабочих, уверяют, что «арест для них не страшен, в арестном доме и тюрьме харчи безплатны и несравненно лучше, чем у хозяина». Не раз такое же мнение высказывалось и представителями власти. Один земский начальник определенно заявил, что «рабочему отбыть возложенное на него наказание никакого лишения не представляет, и рабочий Считает для себя арест приятным и здоровым даже; по