— 292 —
(1894 годом) более, чем в два раза (с 65 до 27) тысяч, число распивочных заведений с 48 до llj2 тысяч, а в сельских местностяхъ—с 30 до 3 тысяч, т.-ф. в 10 разъ». При этоу почти 3/4 распивочных заведений, сохранившихся при казенной продаже, были лишены права чарочной продажи— в тесном смысле слова, т.-ф. «в наливъ» (стаканчиками, рюмками и другими мелкими мерами); в сельских же местностях чарочная продажа в указанном смысле (имевшая в домонопольноф время самое широкое распространение в деревнях, как и в городах) при новой питейной системе было вовсе упразднено.
И, несмотря на такую коренную ломку всей системы предложения спиртных напитков, несмотря на уничтожение множества соблазнов, потребление водки нисколько не пострадало. Напротив, мы знаем, что спрос на спиртные напитки из года в год увеличивается, доходы казны прогрессивно ростугь, и сохранившияся питейные заведения с успехом и лихвой возмещают убытки, которые могли получиться от закрытия мест продажи.
Этот несомненный факт объясняется исключительно тем, что спрос на водку не определяется предложением ея, а наоборот. Люди ищут возможности выпить и всегда найдут пути для удовлетворения своей страсти, несмотря ни на какия затруднения. Закрылось ближайшее питейное заведение, пойдут в отдаленное; нет возможности законным путем доставать водку, можно вступить на путь незаконный. И действительно, влияние принятых мер для ограничения злоупотребления спиртными напитками было уничтожено с одной стороны развитием тайной («безпатентной») продажи вина, с другой стороны развитием уличного потребления вина (в особенности в посуде малого объема — в Ѵиоо и Ѵ200 ведра). «Появление при казенной продаже,—говорит В. К. Дмитриев,—большого числа тайных мест продажи в значительной степени уничтожало значение сокращения числа легальных питейных заведений (всех типов); с другой стороны, развившееся при новых условиях питейной торговли «уличное» потребление являлось для населения известной заменой — хотя далеко не-
293 —
полной и несовершенной — традиционного «распивочного» потребления, изгнанного при казенной продаже из большинства оставшихся заведений; еще более полной заменой прежних явных распивочных заведений служили возникшие при монополии (правда в сравнительно небольшом числе) тайные притоны, в которых вино потреблялось на месте в обстановке, вполне воскресавшей картину дореформенного кабака».
Итак, население само создает для себя места продажи питей. Лишенные следов какой бы то ни было роскоши, свободные от соблазнительной красоты тайные притоны манят не внешним видом, а содержаниемъ—продажей водки. Они рассчитаны на удовлетворение народной потребности, а потому они прочно стоят в финансовом отношении и не знают страха пред блюстителями закона. Корчемство (тайная продажа вина) стало обычным явлением русской жизни, и потребление безпрепятственно возростало, несмотря на решительное уничтожение чарочной продажи, предпринятой правительством. «Мне приходилось видеть, читать в земской литературе, — говорил проф. Озеров в Государственном Совете при обсуждении нового законопроекта об изменении и дополнении некоторых, относящихся к продаже крепких напитков, постановлений, — как составлялся договор между корчемником и сельским обществом. Сельское общество гарантировало безнаказанность продажи, а корчемник гарантировал известное количество вина сейчас поставить обществу, а затем, вино членам этого общества будет продавать со скидкой настолько-то копеек дешевле, чем другим лицамъ».
Многие были уверены в том, что алкоголизм ростет, блогодаря практикуемой кабатчиками продаже в долг. Доступность водки даже при отсутствии денег считалась достаточным мотивом для усиления пьянства. Но, нетъ! Люди закладывают последнюю нужную им вещь из-за непреодолимого влечения к алкоголю, а отнюдь не из-за одной голой возможности получить за заложенную вещь водку. «Когда вводилась винная монополия,—говорил тог же проф. Озеров в заседании Государственного Совета,—запрещена была про-