— 280
быть в силах тянуть свой лямку». И поразительно, что другой автор почти в тех же выражениях рисует ту роль, которую играет абсент среди журналистов и художников, этих людей, вечно жаждущих иллюзий. «Если бы,—говорит этот автор, — какой-либо враг явился к этим людям и во имя гигиены стал бы давать им советы воздержания, какой ответ они бы дали? «Вы не знаете,— сказали бы они,— удовольствия, которое испытываешь, когда отдаешься во власть этой дивной жидкости (абсента), которая переливает различными цветами, кажется то зеленой, то белой. Ароматическия травы испускают прелестный запах, и вместе с первыми глотками всем существом человека овладевает какое-то необыкновенное, трудно поддающееся определению чувство. Появляются какия-то новые силы, целый мир идей носится пред нами. Воображение рисует нам чудесные картины, и часто под влиянием этого возбуждающого средства создаются восхитительнейшия произведения искусства и литературы».
Какие психологические мотивы гонят этих интеллигентных людей к алкоголю? Все та же неудовлетворенность, все та же жажда лучшого, недостаток творческих сил, не дающий возможности создать что-либо большее, й необходимость искать призрачного счастья в идеях и образах мнимой красоты и мнимого величия, идеях, возникающих в пьяном угаре.
Поднимемся выше по иерархической лестнице, обратимся к представителям обезпеченных слоев населения, посмотрим, какие психологические мотивы заставляют их прибегать к опьянению. Казалось, у них все есть, им не нужно никаких иллюзий. Но, привыкши к сытой праздности, они не знают наслаждений, которые даются творческим трудом. Их ничто не радует, так как они испробовали все, что можно. Они безконечно скучают от безделья, а работать они не в состоянии. «Праздность, — говорит Норман Керр, — представляет очень плодотворную почву для пьянства. Безделье есть наиболее тяжелый труд, который скоро вызывает скуку, и томление. В этом-то скверном состоянии человек и прибегает к отравляющим веществам, начиная
— 281 —
обыкновенно с алкоголя и нередко кончая хлоралом и эфи ром. Таким образом он на время устраняет хроническое состояние скуки. Мимолетная искорка, вызываемая алкоголем, является и быстро исчезает. Тогда прибегают ко второму приему и, таким образом, нередко в несколько месяцев создается периодическое или даже запойное пьянство».
Итак, в жизни обезпеченных классов алкоголь создает иллюзию дела, которого они не могут создать себе в действительности. Опьяняющими напитками они заглушают голос скуки, который все время твердит им, что так, как они живут, жить нельзя, что жизнь—в творчестве, в производительном труде. Прислушаться к этому голосу, изменить свой житейский обиход они не в состоянии, и они бросаются к вину, чтобы убить время, забыть о давящей их тоске неделания и пресыщения. «Духовная пустота обуяла господствующие классы,—говорит Вурм,—они жаждут иллюзий и ищут забвения в вине подобно пролетарию, который напивается допьяна и валяется на улице по той причине, что у него нет никаких других наслаждений. Господа положения, одурманивающие свой голову блогородными напитками, нисколько не лучше, но и не более виновны тех жалких созданий, которые падают жертвами пьянства из-за материальной нужды».
А вот послушайте, что говорит о психологии пьянства человек жизни, имевший возможность в течение долгих лет тесно соприкасаться с живой действительностью. В 1873 году появилась работа В. Португалова: «Пьянство, как социальный недугъ». Это было, заметьте, в те времена, когда проповедь трезвости считалась чуть ли ни единственной и исключительной мерой борьбы со злом. И Португалов безхитростно приводит психологические мотивы пьянства, не вычитанные из какой-либо книги, а вынесенные из самой жизни в том самом виде, в каком мы излагали это на предыдущих страницах. «Страшнейшая провинциальная болезнь,— говорит Португалов,—господствующая теперь повсеместно эпидемически и в которой провинциалы никогда не сознаются, эта болезнь—тоска, безделье, незнанье, кз^да девать