— 28 —
чезли. Другой откупщик Гарфунгель, когда надо было платить, бежал за-граннцу и увез с собой 1 миллион 125 тысяч рублей казенных денег. Во-вторых, казне приходилось платить ежегодно жалованье откупщиковой страже. Вь-третьих, откупщикова стража заполняла тюрьмы пойманными ею «преступниками». Например, в 1858 году в тюрьмах сидело около 111 тысяч человек,—«подсудимых по питейным деламъ». Эту «армию» казне надо было кормить, судить, ссылать. Между тем, число «подсудимыхъ» возростало. Население было страшно возмущено откупами. В разных местах, например, в Холмогорском и Онежском уездах Архангельской губ., в Пензенской губ., дело доходило до того, что народ разбивал и уничтожал кабаки. Для «усмирения» надо было посылать воинския команды... Если исключить все эти потери и расходы, то откупы давали казне гораздо меньше 160 миллионов.
Затем, соблазнительной казалась и самая прибыль откупщиков. Откупщики, как уже было сказано, наживали ежегодно не менее 500 миллионов рублей. И естественно хотелось, чтобы по крайней мере часть этих денег шла в казну, а не в карман откупщика. Сверх того, против откупщиков шло сильное брожение в народе. Хоть газетам и запрещено было «вредить откупу», т. е. писать о злоупотреблениях откупщиков, но от того брожение не уменьшалось. В конце концов откуп пришлось уничтожить, что и было сделано в 1863 году. Установлена была так называемая вольная продажа водки, обложенной акцизом. Это значит вот что.
За винокуренными заводами был установлен надзор акцизных чиновников. Акцизные наблюдали, сколько ведер выкурит заводчик, и какой крепости. Положим, на заводе выкурено 100 ведер шестидесятиградусной водки. Значит, заводчик должен был уплатить казне за 6000 градусов. Затем, водка поступала в оптовые водочные склады, где ее разбавляли водой. Причем акцизные были обязаны наблюдать, чтобы склад выпускал водку не ниже 40-градуеной крепости. Для раздробительной продажи каждый желающий мог открыть питейный дом. Для этого ему стоило лишь оплатить так называемый патентный сбор в казну и кроме того особый налог на кабатчиков, установленный городскими и сельскими обществами. В городах этот сбор взимался городскими управами. А в селах, обыкновенно, сход давал разрешение открыть кабак, но постановлял, чтобы кабатчик платил ежегодно обществу определенную сумму. Акцизные надзиратели обязаны были следить, чтобы в кабаках водка была 40-градусной крепости, т. е. чтобы кабатчик не разбавлял ее водой.
В первое время шло довольно гладко. Но затем и полиция, и кабатчики, и акцизные надзиратели быстро приспособились к новому порядку. Начать с того, что кабатчики имели так называемые
— 29 —
льготные градусы. Хоть и полагалось, чтобы водка была 40 градусов, но так как спирт летуч и теряет крепость даже при переливании из одной посуды в другую, то было установлено, что кабатчик пе отвечает, если водка имеет не 40 градусов, а на несколько десятых градуса меньше. Многие оптовые склады этим воспользовались, и стали отпускать в кабаки водку, вместо 40 градусов, в 39 8/10, 39 7/10 и т. д. А дабы акцизные смотрели на это сквозь пальцы, ит складчина им было положено «жалованье», как во времена откупа. А получивши жалованье от складчика, акцизные снисходительно относились и к тем кабакам, которые покупают у него водку. Кабатчики поняли, что это дело выгодное. И местами установилось так, что целовальники платили складчину «на .акцизъ», а отладчик лишь распределял деньги между акцизными.
Далее, целовальник не имел права производить торговлю по ночам, не имел права давать водку под заклады, не имел права устраивать игры в карты. Но в действительности и ночная торговля быстро процвела, и заклады принимались, и многие кабаки обратились в игорные притоны. Все это в России устроить довольно легко: стоит лишь платить «жалованье» городовым, околоточным, приставам и прочим полицейским чинам. А задобривши полицию, каждый мог действовать, как ему заблогорассудится. Бывали случаи, что кабатчик самовольно вызывал солдат из казармы для «усмирения взбунтовавшихся покупателей». И солдаты по зову этому приходили и усмиряли *). Таким образом, значение кабака всецело зависело от личных качеств целовальника. Если целовальник совестливый человек, то в его кабаке было мирно; одни собирались сюда, чтобы выпить, а другие просто, чтоб побеседовать, провести время. Такие кабаки являлись как бы клубами для малоимущих людей. Но целовальник мог из своего заведения сделать не только игорный, но и разбойничий притон; и этим выгодным делом можно было заниматься безнаказанно: стоило лишь давать хорошия взятки полиции. А так как в самодержавном государстве полиция безнаказанна, то немудрено, что большая часть кабаков превратилась в притоны, где людей спаивали и обирали. Правительство пыталось с этим бороться. Но оно сваливало вину ие на полицию, а на кабатчиков. При Александре III был издан новый закон: чтобы вино распивочно продавалось только из трактиров (а за право иметь трактир назначена высокая плата,—несколько сот рублей в год),
*) Такой случай был, между прочим, в Брянске, Орловской гу-Серпии. Избитые солдатами крестьяне жаловались. Но дело было замято. II лишь командовавший „усмирителями1' унтер-офицер был „разжалован41, т. е. лишен нашивок.