290
ауться бледным предвестием зари, он уже толкнул ногой Янкеля.
«Вставай, жид, и давай твой графскую одежду!»
В минуту оделся он; вычернил усы, брови, надел на темя маленькую темную шапочку—и никто бы из самых близких к нему козаков не мог узнать его. По виду ему казалось не более тридцати пяти лет. Здоровый румянец играл на его щеках, и самые рубцы придавали ему что-то повелительное. Одежда, убранная золотом, очень шла к нему.
Улицы еще спали. Ни одно меркантильное существо еще не показывалось в городе с коробкой в руках. Бульба и Янкель пришли к строению, имевшему вид сидящей цапли: оно было низкое, широкое, огромное, почерневшее, и с одной стороны его выкидывалась, как шея аиста, длинная, узкая башня, наверху которой торчал кусок крыши. Это строение отправляло множество разных должностей. Тут были и казармы, и тюрьма, и даже уголовный суд. Наши путники вошли в ворота и очутились среди пространной залы, или крытого двора. Около тысячи человек спали вместе. Прямо шла низенькая дверь, перед которой сидевшие двое часовых играли в какую-то игру, состоявшую в том, что один другого бил двумя пальцами по ладони. Они мало обратили внимания на
291
пришедших и поворотили головы только тогда, когда Янкель сказал: «Это мы... Слышите, паны, это мы!»
«Ступайте!» говорил один из них, отворяя одной рукой дверь, а другую подставляя своему товарищу для принятия от него ударов.
Они вступили в коридор, узкий и темный, который опять привел их в такую же залу, с маленькими окошками вверху.
«Кто идетъ?» закричало несколько голосов, и Тарас увидел порядочное количество в полном вооружении. «Нам никого не велено пускать».
«Это мы!» кричал Янкель: «ей Богу, мы, ясные паны!»
Но никто не хотел слушать. К счастию, в это время подошел какой-то толстяк, который, по всем приметам, казался начальником, потому что ругался сильнее всех.
«Пан, это ас мы! Вы уясе знаете нас, и пан граф еще будет блогодарить».
«Пропустите, сто дьяблов чортовой матке! И больше никого не пускайте. Да саблей чтобы никто не скидал и не собачился на полу...»
Продолжения красноречивого приказа уже не слышали наши путники.
«Это мы, это я, это свои!» говорил Янкель, встречаясь со всяким.
«А чтб, можно теперь?» спросил он одного