278
безопасности, нежели на Запорожья, куда он держал теперь путь свой. Он был уверен, что встреча с прежними товарищами, пирушки и новые битвы оживят его скорее и развлекут его.
Он, действительно, не обманулся. Железная сила Тараса взяла верх, несмотря на то, что ему было шестьдесят лет; через две недели он уже поднялся на ноги. Но ничто не могло развлечь его. Невидимому, самые пиршества запорожцев казались ему чем-то едким. С ним неразлучно было то время, которому еще и двух месяцев не прошло,—то время, когда он гулял с своими сыновьямп, еще крепкими, свежими, исполненными сил,—и на этом, дотоле ничем не колеблемом лице, прорывалась раздирающая горесть, п он тихо, понурив голову, говорил: «Сын мой! Остап мой!»
Запорожцы собрались на морскую экспедицию. Двести челнов спущены были в Днепр, и Малая Азия видела их, с бритыми головами и длинными чубами, предававшими мечу и огню цветущие берега ея; видела чалмы своих могометанок обитателей раскиданными, подобно ея безчисленным цветам, на смоченных кровью полях и плававшими у берегов; она видела по мало запачканных дегтем запорожских шаровар, мускулистых рук с черными нагайками. Запорожцы переели и переломали весь виноград; в мечетях оставили целые кучи навозу; пер-
279
спдския дорогия шали употребляли вместо очку-ров п опоясывали ими запачканные свои свитки. Долго еще после находили в тех местах запорожския коротенькия люльки. Они весело плыли назад; за ними гнался десятипушечный турецкий корабль и залпом из всех орудий своих разогнал, как птиц, утлые их челны. Третья часть их потонула в морских глубинах; но остальные снова собрались вместе и прибыли к устью Днепра с двенадцатью боченками, набитыми цехинами. Но все это уже не занимало Тараса. Неподвижно сидел он на берегу, шевеля губами и произнося: «Остап мой, Остап мой!» Перед ним сверкало и расстилалось Черное море; в дальнем тростнпке кричала чайка; белый ус его серебрился, и слеза капала одна за другой.
Когда жид Янкель, — который в то время очутился в городе У мани и занимался какпми-то подрядами и сношениями с тамошними арендаторами,—когда жид Янкель молился, накрывшись своим довольно запачканным саваном, и обо-ротился, чтобы в последний раз плюнуть, по обычаю своей веры, как вдруг глаза его встретили стоявшого назади Бульбу. Жиду прежде всего бросились в глаза 2000 червонных, которые были обещаны за его голову; но он тут же устыдился своей корысти и силился подавить в