252
лову, старый Бульба: «какая это к тебе татарка приходила?»
Если бы кто-нибудь в то время посмотрел на Андрия, то бы почел его за мертвеца, вставшого из могилы.
«Эй, смотри, сынъ! ей Богу, отделаю тебя батогом так, что до преставления света будет болеть спина! Бабы не доведут тебя до добра».
Сказавши это, Бульба, — или был утружден заботами, или занят каким-нибудь важным планом, вовсе не полагая, чтобы эта татарка была из города, а признав ее за какую-нибудь беглянку из села, с которой сын его свел интригу,—как бы то ни было, только он пово-ротился на другую сторону и заснул.
Андрий отдохнул. С трепещущим сердцем бросился он к обозам, обшарил, где только было съестное, нагрузил мешки и неизмеримые шаровары свои, и, во все продолжение этого, сердце его млело, дух занимался и, казалось, улетал при одной мысли о той радости, которая ждала его впереди. Еще раз осмотрелся он вокруг, не чувствуя ни сердца, ни земли, ни себя, ни мира, и пополз под телегу. Небольшое отверстие вдруг открылось перед ним и снова за ним захлопнулось.
Он вдруг очутился в совершенной темноте. Он чувствовал под ногами своими ступени, идущия вниз; кто-то схватил его за руку.
253
Они шли долго; наконец ступени прекратились, под ним была гладкая земля. Свет фонаря блеснул в подземном мраке.
«Теперь идите прямо», говорил ему голос: это была татарка.
Коридор шел под городской стеной ии оканчивался такой же лестницею вверх. Наконец, он очутился среди города, когда уже занялась заря и перепархивал утренний ветер. Ни одна труба не дымилась. Мертвый вид города прерывался слабыми болезненными стонами, которые не могли не поразить его. На страже стояли часовые, бледные, как смерть; это были больше привидения, нежели люди. Среди самой дороги попался им самый ужасный, поразительный предмет: это была женщина, страшная жертва голода, лежавшая при последнем издыхании, стиснувшая зубами иссохшую свой руку. Содрогнувшись, спешил он вслед за татаркой; он летел всеми чрсгвами видеть ту, за счастие которой он готов был отдать всю жизнь. Он взбежал на крыльцо; он взошел в комнату. Везде была тишина: все или спало, утомленное страданием, или безмолвно мучилось. Он вступил на порог спальни. О, как замерло его сердце! Как за-млел он весь, когда оно ему сказало, чточерез секунду, чрез молнию мига, он ее увидитъ!
И он ее увидел, увидел ту, которая когда-то была беззаботна, весела, ветрена, шаловлива,