250
свой очередь настоящее; вся гордая сила, сила юности, зажглась вдруг самым томительным приливом безпокойства нестерпимого и страстного. Вопросы потоком излились из его груди: «Откуда? какъ? где твоя панна? как ты явилась здесь? чтб это значитъ? Говори, не мучь меня!»
«Тише, ради Бога, тише!» говорила татарка п закуталась в козацкий кобеняк, который было сбросила с себя. «Панна узнала вас между запорожцами. Она в городе».
«Милосердый Иисусъ! она здесь? Чтб ты говоришь? Она в городе?»
Татарка кивнула утвердительно головой.
«Чтб ж она? говори, говори! Что ж ты молчишь?»
«Она другой день уже ничего не ела».
«Какъ!»
«Ни у одного из жителей в городе нет куска хлеба. Все давно уже едят одну землю».
«Спаситель Иисусъ! И вы до сих пор не сделали ни одной вылазки?»
«Нельзя: запорожцы кругом облеглп стены. Один только потаенный ход и есть; но на том самом месте стоят ваши обозы, и если только узнают этот ход, то город уже взят. Панна приказала мне все объявить вам, потому что вы не захотите изменить ей».
«Боже, изменить ей! И я ее увижу! О!., когда бы мае не умереть только до того часа!» Вся грудь
251
его была проникнута самым пронзительным острием радости. Он со всем пылом поспешности бросился по углам шатра своего, начал вытаскивать все, чтб только мог найти съестного, п скоро два небольшие мешка были нагружены пшеном и сухарями. Он дал их в руки татарке, закутал ее плащом и приказал сказать панне, что он скоро будет сам. Он велел татарке, отнести припасы, ожидать его прихода. Он теперь думал только, как бы безопаснее провести ее до места, где был скрыт подземный ход. Этот ход был под самым возом, наполненным военными снарядами. К счастию его, запорожцы, по обыкновенной своей безпечности, все спали мертвецки. Тихо шел он с нею рука об руку и, желая обойти спящих, толкнул ее нечаянно локтем: кобеняк слетел, ии зарево ярким блеском осветило ея белое платье. «Спаситель, она открыта! Все пропало». Он со страхом и мертвой, убитой душой повел глазами вокруг. Боже, какое счастие! даже зоркий сторож, стоявший на самом опасном посте, спал, склонившись на ружье. Татарка, закутавшись крепче в кобеняк, полезла под телегу; небольшой четвероугольник дерну приподнялся—и она ушла в землю.
Торопливо он воротился' к своему месту, желая осмотреть, все ли спят и все ли спокойно.
«Андрий!» сказал в это время, поднявши го-