249
привались дымом; иногда сквозьниих просвечивалась лава огня, игроздья груш, обвесивших ветви, принимали цвет червонного золота; даже видны были издали сливы, получившия фосфорический, лилово-огненный цвет; и среди этого иногда чернело висевшее на стене здания тело бедного жида или монаха, погибавшее вместе со строением в огне. Над ним вились вдали птицы, казавшияся кучею темных мелких крапинок, в виде едва заметных крестиков на огненном поле. Среди тишины одни только спутанные кони производили шум,и звонкое их ржание отдавалось с раскатами, несколько раз повторявшимися дребезжащим эхом.
Он глядел безмолвно на эту страшную и чудную картину и вдруг почувствовал как будто присутствие чего-то; ему казалось, как будто возле него кто-то стоял. Он оглянулся п в самом деле увидел стоявшую подле себя женщину. Смуглые черты лица ея и азиатская физиономия показались ему как-то знакомыми. Он стал глядеть пристальнее: так, это была татарка! та самая татарка, которая служила горничной при дочери ковенского воеводы. Он встрепенулся. Сердце сильным ударом стукнуло в его мощвую грудь, п все минувшее, чтб было в глубине ея, чтб было закрыто, заглушено, подавлено настоящим вольным бытом,—все это всплыло разом на поверхность, потоплении в
250
свой очередь настоящее; вся гордая сила, сила юности, зажглась вдруг самым томительным приливом безпокойства нестерпимого и страстного. Вопросы потоком излились из его груди: «Откуда? какъ? где твоя панна? как ты явилась здесь? чтб это значитъ? Говори, не мучь меня!»
«Тише, ради Бога, тише!» говорила татарка п закуталась в козацкий кобеняк, который было сбросила с себя. «Панна узнала вас между запорожцами. Она в городе».
«Милосердый Иисусъ! она здесь? Чтб ты говоришь? Она в городе?»
Татарка кивнула утвердительно головой.
«Чтб ж она? говори, говори! Что ж ты молчишь?»
«Она другой день уже ничего не ела».
«Какъ!»
«Ни у одного из жителей в городе нет куска хлеба. Все давно уже едят одну землю».
«Спаситель Иисусъ! И вы до сих пор не сделали ни одной вылазки?»
«Нельзя: запорожцы кругом облеглп стены. Один только потаенный ход и есть; но на том самом месте стоят ваши обозы, и если только узнают этот ход, то город уже взят. Панна приказала мне все объявить вам, потому что вы не захотите изменить ей».
«Боже, изменить ей! И я ее увижу! О!., когда бы мае не умереть только до того часа!» Вся грудь