231
бак, где бессмысленно, мрачно, искаженными чертами веселья забывается человек; это был тесный круг школьных товарищей. Вся разница была только в том, что, вместо сидения за указкой и пошлых толков учителя, они производили набег на пяти тысячах коней; вместо луга, на котором производилась игра в мячик, у них были не охраняемые, безпечные границы, в виду которых татарин выказывал быструю свой голову и неподвижно, сурово глядел турок, в зеленой чалме своей. Разница та, что вместо насильственной воли, соединявшей их в школе, они сами собой кинули отцов и матерей и бежали из родительских домов своих; что здесь были те, у которых уже моталась около шеи веревка и которые, вместо бледной смерти, увидели жизнь, и жизнь во всем разгуле; что здесь были те, которые, по блогородному обычаю, не могли удержать в кармане своем копейки; что здесь были те, которые дотоле червонец считали богатством, у которых, по милости арендаторов-жидов, карманы можно было выворотить без всякого опасения что-нибудь уронить. Здесь были все бурсакп, которые не вынесли академических лоз и которые не вынесли из школы ни одной буквы; но вместе с этими здесь были и те, которые знали, что такое Гораций, Цицерон и римская республика. Тут было множество образовавшихся опытных пар-
тиранов, которые наели блогородное убеждение мыслить, что все равно, где бы ни воевать, только бы воевать, потому что неприлично блогородному человеку быть без битвы. Здесь было много офицеров из польских войск. Впрочем, из какой нации здесь не было народа? Эта странная республика была именно потребность того века. Охотники до военной жизни, до золотых кубков, богатых парчей, дукатов и реалов во всякое время могли найти здесь себе работу. Одни только обожатели женщин не могли найти здесь ничего, потому что даже в предместье Сечи не смела показаться ни одна женщппа.
Остапу и Андрию показалось чрезвычайно странным, что при них же приходила на Сечь гибель народа, и хоть бы кто-нибудь спросил их, откуда они, кто они и как их зовут. Они приходили сюда, как будто бы возвращались в свой собственный дом, из которого только за час перед тем вышли. Пришедший являлся только к кошевому, который обыкновенно говорил: «Здравствуй! Чтб, во Христа веруешь?»—«Верую», отвечал приходивший. — «И в Троицу Святую веруешь?».—«Верую».—«И в церковь ходишь?»—«Хожу»,—«А, ну, перекрестись!»— Пришедший крестился.—«Ну, хорошо», отвечал кошевой: «ступай же в который сам знаешь курень». Этим оканчивалась вся церемония. И вся Сечь молилась в одной церкви и готова была за-