202
«Вишь какой батько!» подумал про себя старший сын, Остап: «все, собака, знает, а еще и прикидывается».
«Я думаю, архимандритъ», продолжал Бульба: «не давал вам и понюхать горилки. А что, сынки, признайтесь, порядочно вас стегали березовыми да вишневыми по спине п по всему, а может, так как вы уже слишком разумные, то и плетюгалш? Я думаю, кроме субботой, драли вас и по. середам, и по четвергамъ?»
«Нечего, батько, вспоминать» , говорил Остап с обыкновенным своим флегматическим видом: «чтб было, то уже прошло».
«Теперь мы можем расписать всякого», говорил Апдрий: «саблями да сппсами. Вот пусть только попадется татарва».
«Добре, сынкуи ей Богу, добре! Да когда так, то и я с вами еду! ей Богу, еду! Какого дьявола мне здесь ожидать? Чтб, я должен разве смотреть за хлебом да за свпнарямп?пли бабиться с женою? Чтоб она пропала! Чтоб я для ней оставался дома? Я козак. Я не хочу! Так чтб же, что нет войны? Я так поеду с вами на Запорожье, погулять. Ей Богу, еду!» И старый Бульба мало-по-малу горячился п наконец рассердился совсем, встал из-за стола и, приосанившись, топнул ногой. «Завтра же едемъ? Зачем откладывать? Какого врага мы можем здесь высидеть,) На чтб нам эта хата? К чему нам все это? На
203
чтб эти горшки?» При этом Бульба начал колотить и швырять горшки и фляжки.
Бедная старушка-жена, привыкшая уже к таким поступкам своего мужа, печально глядела, сидя на лавке. Она не смела ничего говорить; но, услышавщи о таком страшном для нея решении, она не могла удержаться от слез; взглянула на детей своих, с которыми угрожала такая скорая разлука, — и никто бы не мог описать всей безмолвной силы ея горести, которая, казалось, трепетала в глазах ея и в судорожно сжатых губах.
Бульба был упрям страшно. Это был один из тех характеров, которые могли только возникнуть, в, грубый XV век, и притом на полу-кочующем Востоке Европы, во время правого и неправого понятия о землях, сделавшихся ка-кпм-то спорным, нерешенным владением, к каким принадлежала тогда Украина. Вечная необходимость пограничной защиты против трех разнохарактерных наций—все это придавало ка-кой-то вольный, широкий размер подвигам сынов ея и воспитало упрямство духа. Это упрямство духа отпечаталось во всей силе на Тарасе-Бульбе. Когда Баторий устроил полки в Мало-россии и облек ее в ту воинственную арматуру, которой сперва означены были одни обитатели порогов, он был из числа первых полковников; но при первом случае перессорился со