179
валил туда со всех сторон. В тогдашний грубый век это составляло одно из занпмательней-ших зрелищ не только для черни, но и для высших классов. Множество старух, самых набожных, множество молодых девушек и женщин, самых трусливых, которым после всю ночь грезились окровавленные трупы, которые кричали спросонья так громко, как только может крикнуть пьяный гусар, не пропускали, од-накоже, случая полюбопытствовать. «Ах, какое мученье!» кричали из них многия с истерической лихорадкой, закрывая глаза и отворачиваясь, однакоже простаивали иногда довольно времени. Иной, и рот разинув, и руки вытянув вперед, желал бы вскочить всем на головы, чтобы оттуда посмотреть повиднее. Из толпы узких, небольших и обыкновенных голов высовывал свое толстое лицо мясник, наблюдал весь процесс с видом знатока и разговаривал односложными словами с оружейным мастером, которого называл кумом, потому что в праздничный день напивался с ним в одном шинке. Иные рассуждали с жаром, другие даже держали пари; но бйлыпая часть была таких, которые на весь мир и на все, чтб ни случается в свете, смотрят, ковыряя пальцем в своем носу. На переднем плане, возле самых усачей, составлявших городовую гвардию, стоял молодой шляхтич, или казавшийся шляхтичем, в военном
180
костюме, который надел на себя решительно все, чтб у него ни было, так что на его квартире оставалась только изодранная рубашка да старые сапоги. Две цепочки, одна сверх другой, висели у него на шее с каким-то дукатом. Он стоял с коханкой своею, Юзысею, и безпрестанно оглядывался, чтобы кто-нибудь не замарал ея шелкового платья. Он ей растолковал совершенно все, так что уже решительно не можно было ничего прибавить: «Вот это, душечка Юзыся», говорил он: «весь народ, чтб вы видите, пришел за тем, чтобы посмотреть, как будут казнить преступников. А вот тот, душечка, чтб, вы видите, держит в руках секиру и другие инструменты, то палач, и он будет казнить. И как начнет ко-лесовать и другия делать муки, то преступник еще будет жив; а как отрубят голову, то он, душечка, тотчас и умрет. Прежде будет кричать и двигаться, но как только отрубят голову, тогда ему не можно будет ни кричать, ни есть, ни лить, оттого что у него, душечка, уже больше не будет головы». И Юзыся все это слушала со страхом и любопытством. Крыши домов были усеяны народом. Из слуховых окон выглядывали престранные рожи с усами и в чем-то похожем на чепчики. На балконах, под балдахинами, сидело аристократство. Хорошенькая ручка смеющейся, блистающей, как белый сахар, панны держалась за перила. Ясновельможные паны, до-