IGO
гнался десятппушечный турецкий корабль п залпом из всех орудий своих разогнал, как птиц, утлые их челны. Третья часть их потонула в морских глубинах; но остальные снова собрались вместе и прибыли к устью Днепра с двенадцатью бочонками, набитыми цехинами. Но все это уже не занимало Тараса. Он уходил в луга и степи, будто бы за охотой, но заряд его оставался невыстрелянным. И, положив ружье, полный тоски, садился он на морской берег. Долго сидел он там, понурив голову п все говоря: «Остап мой! Остап мой!» Перед ним сверкало и расстилалось Черное море; в дальнем тростнике кричала чайка; белый ус его серебрился и слеза капала одна за другой.
И не выдержал наконец Тарас: «Чтб бы ни было, пойду разведать, чтб он: жив ли онъ? в могиле? или уже и в самой могиле нет его? Разведаю, во чтб бы ни стало!» И через неделю уже очутился он в городе Умани, вооруженный, на коне, с копьем, саблей, дорожной баклогой у седла, походным горшком с саламатой, пороховыми патронами, лошадиными путами и прочим снарядом. Он прямо подъехал к нечистому, запачканному домишку, у которого небольшия окошки едва были видны, закопченные неизвестно чем; труба заткнута была тряпкой, и дырявая крыша вся была покрытаворобьями.Буча всякого сору лежала пред самыми дверями. Из
161
окна выглядывала голова жидовки в чепце с потемневшими жемчугами.
«Муж дома?» сказал Бульба, слезая с коня и привязывая повод к железному крючку, бывшему у самых дверей.
«Дома», сказала жидовка и поспешила тот же час выйти с пшеницей в корчике для коня и стопой пива для рыцаря
«Где же твой жидъ?»
«Он в другой светлице, молится», проговорила жидовка, кланяясь и пожелав здоровья в то время, когда Бульба поднес к губам стопу.
«Оставайся здесь, накорми и напой моего коня, а я пойду, поговорю с ним один. У меня до него дело».
Этот жид был известный Янкель. Он уже очутился тут арендатором и корчмарем; прибрал понемногу всех окружных панов шляхтичей в свои руки, высосал понемногу почти все деньги и сильно означил свое жидовское присутствие в той стороне. На расстоянии трех миль во все стороны не оставалось ни одной избы в порядке: все валилось и дряхлело, все иораспива-лось, и осталась бедность да лохмотья; как после пожара или чумы выветрился весь край. И если бы десять лет еще пожил там Янкель, то он, вероятно, выветрил бы и все воеводство.
Тарас вошел в светлицу. Жид молился, накрывшись своим довольно запачканным сава-