157
«Молчи ж, говорят тебе, чортова детина!» вскричал Товкач сердито, как нянька, выведенная из терпенья, кричит неугомонному иио-весе-ребенку. «Что пользы знать тебе, как выбрался? Довольно того, что выбрался. Нашлись люди, которые тебя не выдали,—ну, и будет с тебя! Нам еще не мало ночей скакать вместе! Ты думаешь, что пошел за простого козака? Нет, твой голову оценили в две тысячи червонныхъ».
«А Остапъ?» вскричал вдруг Тарас, понатужился приподняться и вдруг вспомнил, как Остапа схватили и связали в глазах его, и что он теперь уже в ляшскпх руках. И обняло горе старую голову. Сорвал и сдернул он все перевязки ран своих; бросил их далеко прочь, хотел громко что-то сказать—и вместо того понес чепуху: жар и бред вновь овладели им, и понеслись без толку и связи безумные речи. А между тем верный товарищ стоял перед ним, бранясь и рассыпая без счету жестокия укоритель-ные слова и упреки. Наконец схватил он его за ноги и руки, спеленал, как ребенка, поправил все перевязки, увернул его в воловью кожу, увязал в лубки и, прикрепившп веревками к седлу, помчался вновь с ним в дорогу.
«Хотя неживого, да довезу тебя! Не попущу, чтобы ляхи поглумились над твоей козацкой породой, на куски рвали бы твое тело, да бросали бы в воду. Пусть же, хотя и будет орел ныкле-
158
Бывать из твоего лба очи, да пусть нее степовой наш орел, а не лишений, не тот, что прилетает из польской земли. Хоть неживого, а довезу тебя до Украйны».
Так говорил верный товарищ. Скакал без отдыха дни и ночи и привез его безчувственного в самую Запорожскую Сечь. Там принялси он лечить его неутомимо травами и смачиваньимп; нашел каисую-то знающую жидовку, которая ме-сяц поила его разными снадобьими, и наконец Тарасу стало лучше. Лекарство ли, или своя железная сила взяла верх, только он через полтора месяца стал на ноги; раны зажили, и только одни сабельные рубцы давали знать, как глубоко когда-то был ранен старый козак. Однакоже, заметно стал он пасмурен и печален. Три тяжелые морщины насунулись на лоб его и уже больше никогда не сходили с него. Оглянулся он теперь вокруг себя: все новое на Сечи, все перемерли старые товарпщи. Ни одного из тех, которые стояли за правое дело, за веру и братство. И те, которые отправились с кошевым в угон за татарами, и тех уже не было давно: все положили головы, все сгпблп, кто положив на самом бой честную голову, кто от безводья и безхлебья, среди крымских солончаков; кто в плену пропал, не вынести позора; и самого прежняго кошевого уже давно не было на свете, и никого из старых товарищей, и уже поросла тра-