115
его там навеки к сырой земле. Ключом хлынула вверх алая, как надречная калина, высокая дворянская кровь и выкрасила весь, обшитый золотом, желтый кафтан. А Кукубенко уже кинул его и пробился с своими незамайковцами в другую кучу.
«Эх, оставил неприбранным такое дорогое убранство!» сказал уманский куренной Бородатый, отъехавши от своих к месту, где лежал убитый Кукубенком шляхтич. «Я семерых убил шляхтичей своею рукой, а такого убранства еще не видел ни на комъ». И польстился корыстью Бородатый: нагнулся, чтобы снять с него дорогие доспехи, вынул уже турецкий нож в оправе из самоцветных каменьев, отвязал от пояса черенок с червонцами, снял с груди сумку с тонким бельем, дорогим серебром и девической кудрей), сохранно сберегавшеюся на память. И не услышал Бородатый, как налетел на него сзади красноносый хорунжий, уже раз сбитый им с седла и получивший добрую зазубрину на память. Размахнулся он со всего плеча и ударил его саблей по нагнувшейся шее. Не к добру повела корысть: отскочила могучая голова, и упал обезглавленный труп, далеко оросивши землю. Понеслась к вышинам суровая козацкая душа, хмурясь и негодуя, и вместе с тем днвуясь, что так рано вылетела из такого крепкого тела. Не успел хорунжий
116
ухватить за чуб атаманскую голову, чтобы привязать ее к седлу, а уж был тут суровый мститель.
Как плавающий в небе ястреб, давний много кругов сильными крылами, вдруг останавливается, распластанный среди воздуха на одном месте, и бьет оттуда стрелой на раскричавшогося у самой дороги самца-перенела, так Тарасов сын, Остап, налетел вдруг на хорун-жого и сразу накинул ему на шею веревку. Побагровело еще сильнее красное лицо хорунжого, когда затянула ему горло жестокая петля: схватился он было за пистолет, но судорожно сведенная рука не могла направить выстрела, и пуля даром полетела в поле. Остап тут же, у его же седла, отвязал шелковый шнур, который возил с собой хорушкий для вязания пленных, и его же шнуром связал его по рукам и по ногам, прицепил конец веревки к седлу и поволок его через поле, сзывая громко всех коза-ков Уланского куреня, чтобы шли отдать последнюю честь атаману.
Как услышали уманцы, что куренного их атамана Бородатого нет уже в живых, бросили поле битвы и прибежали прибрать его тело; н тут же стали совещаться, кого выбрать в купонные. Наконец сказали: «Да на чтб совещаться? Лучше не можно поставить в куренные, как Бульбенка Остапа: он, правда, младший