собой сенаторы на обеды для почета, которые крали со стола п из буфетов серебряные кубки и, после сегодняшняго почета, на другой день садились на козлы править конями у какого-нибудь пана. Много всяких было там. Иной раз и выпить было не на что,анавойнувсепринарядилось.
Козацкие ряды стояли тихо перед стенами. Не было из них ни на ком золота; только разве кое-где блестело оно на сабельных рукоятях и ружейных оправах. Не любили козаки богато наряжаться на битвах; простые были на них кольчуги и свиты, и далеко чернели и червонелп черные червоноверхия бараньи их шапки.
Два козака выехали вперед из запорожских рядов: один еще совсем молодой, другой по-'старее, оба зубастые на слова, на деле тоже не плохие козаки: Охрим Наш и Мыкыта Голокопы-тенко. Следом за ними выехал и Демид Попович, коренастый козак, уже давно маячивший на Сечи, бывший под Адрианополем и много потерпевший на веку своем: горел в огне и прибежал на Сечь с обсмоленной, почерневшею головой и сгоревшими усами; но раздобрел вновь Попович, пустил за ухо оселедец, вырастил усы густые и черные, как смоль. И крепок был на едкое слово Попович.
«А, красные жупаны на всем войске, да хотел бы я знать, красная ли сила у войска?»
«Вот я васъ!» кричал сверху дюжий полков-
Ill
ник: «всех перевяжу?Отдавайте,холопы, ружья и коней. Видели, как перевязал я вашихъ? Выведите им на вал запорожцевъ!»
И вывели на вал скрученных веревками запорожцев. Впереди их был куренной атаман Хлпб, без шаровар и верхняго убранства,— так, как схватили его хмельного. И потупил голову атаман,стыдясь ноготы своей перед своими же козаками и того, что попал в плен, как собака, сонный. В одну ночь поседела крепкая голова его.
«Не печалься, Хлибъ! выручимъ!» кричали ему снизу козаки.
«Не печалься, друзяка!» отозвался куренной атаман Бородатый: «в том нет вины твоей, что схватили тебя ногого: беда может быть со всяким человеком; но стыдно им, что выставили тебя на позор, не прикрывши прилично ноготы твоей».
«Вы, видно, на сонных людей храброе войско?» говорил, поглядывая на вал, Голокопытенко.
«Вот, погодите, обрежем мы вам чубы!» кричали им сверху.
«А хотел бы я поглядеть, как они нам обрежут чубы!» говорил Попович, повороти-вшись перед ними на коне, и потом, поглядевши на своих, сказал: «А что жъ! Может быть, ляхи и правду говорят: коли выведет их вон тот пузатый, им всем будет добрая защита».