108
ватки, как только могли вынести его тонкия, сухия икры. Долго еще бежал он без оглядки между козацкиы табором и потом далеко по всему чистому полю, хотя Тарас вовсе не гнался за ним, размыслив, что неразумно вымещать запальчивость на первом подвернувшемся.
Теперь припомнил он, что видел в прошлую ночь Лндрия, проходившого по табору с какой-то женщиной, и поник седой головой; а все еще не хотел верить, чтобы могло случиться такое позорное дело и чтобы собственный сын его продал веру и душу.
Наконец повел он свой полк в засаду и скрылся с ним за лесом, который один был не выжжен еще козаками. А запорожцы, и пешие и конные, выступали на три дороги к трем воротам. Один за другим валили курени: Уланский, Поиювичевский, Каневский, Стебликивский, Незамайковский, Гургазив, Тытаревский, Тымо-шевский. Одного только Переяславского не было. Крепко курнули козаки его, и прокурили свой долю. Кто проснулся связанным во вражьих руках, кто, и совсем не просыпаясь, сонный, перешел в сырую землю, и сам атаман Хлиб, без шаровар и верхняго убранства, очутился в ляшскоы стане.
В городе услышали козацкое движение. Все высыпали на вал, п предстала пред козаков живая картина: польские витязи, один другого
109
красивей, стояли на валу. Медные шапки сияли, как солнца, оперенные белыми, как лебедь, перьями. На других были легкия шапочки, розовые и голубые, с перегнутыми набекрень верхами; кафтаны с откидными рукавами, шитые золотом и просто выложенные шнурками; у тех сабли и ружья в дорогих оправах, за которые дорого приплачивалпсь паны,—и много было всяких других убранств.Напереди стоял спесиво, в красной шапке, убранной золотом, буджаков-ский полковник. Грузен был полковник, всех выше и толще, и широкий дорогой кафтан насилу облекал его. На другой стороне, почти к боковым воротам, стоял другой полковник, небольшой человек, весь высохший; но малые зоркия очи глядели живо из-под густо наросшихъ' бровей, и оборачивался он скоро на все стороны, указывая бойко тонкой, сухой рукой своею, раздавая приказания; видно было, что, несмотря на малое тело свое, знал он хорошо ратную науку. Недалеко от него стоялъхорунжий, длинный, длинный, с густыми усами, и, казалось, не было у него недостатка в краске на лице: любил нан крепкие меды и добрую пирушку. И много было видно за ними всякой шляхты, вооружившейся, кто на свои червонцы, кто па королевскую казну, кто на жидовския деньги, заложив все, чтб ни нашлось в дедовских замках. Не мало было и всяких сенаторских нахлебников, которых брали с